— Если ты действительно хочешь мне добра, то…
— Не принимай меня за глупца, Элва. Я прекрасно понимаю, что ты сбежишь от меня к своим при первом удобном случае.
— Если ты обо мне такого мнения, нам не о чем больше говорить, — медленно бросила Элва и отвернулась.
— Ну что ты, моя радость, я о тебе самого высокого мнения, виновато прошептал Корс и положил руку ей на плечо. Она резко отстранилась, и он озадаченно сказал: — Знаешь, если ты так хочешь, я попробую добиться для тебя должности на флагманском крейсере. Но предупреждаю: война — зрелище не из приятных.
— Сначала ты счел меня предательницей! — взорвалась Элва. — А теперь ты назначаешь меня слабонервной истеричкой.
— Прости меня, любимая.
— Продолжай, пожалуйста, Корс. Ты любишь меня… оскорблять, — язвительно сказала она, радуясь в душе и думая: «Все-таки, непоколебимый капитан, ты подчинился мне!»
553 А.С.С.
Атомная ракета, попавшая в центр города Юваскула, имела радиус тотального поражения всего в десять километров, поэтому большая часть города была сметена взрывной волной и охвачена пожарами.
Элве казалось странным, что она более остро переживает гибель Старого Города, нежели десятки тысяч смертей, когда в момент взрыва превратились в пепел мужчины, женщины, старики и дети. Она с ужасом и болью осознала, что нет больше хижины, построенной первыми поселенцами Вэйнамо, нет древней церкви Святого Ярви с красивыми мозаичными окнами и ратушей, не существует и музея искусств, который она посещала в детстве, разрушен университетский корпус, где она училась несколько лет и где познакомилась с Карлави..
«Я вечная дочь Вэйнамо, — думала Элва, ощутив жестокие угрызения совести. — И мне больно смотреть на то, как гибнет достояние моего народа, накопленное веками. Но воякам с Черткоя на это плевать, ибо у них нет прошлого, достойного воспоминания».
У Элвы был пропуск, позволявший ей свободно передвигаться в пределах тыловых укреплений черткойской армии, и как только Голиев оставил ее одну, она позаимствовала легкий аэрокар на флагманском крейсере и умчалась на передовую. Ей пришлось пролететь сотню миль под багровым от зарева пожарищ небом родной планеты, и сердце ее сжималось от боли и тоски. Затем она посадила летательный аппарат и полдня добиралась на грузовике, вместе с солдатами, которые поначалу встретили ее сальными улыбочками и шутками, но когда она показала им свой пропуск, завизированный самим Корсом Голиевым, они тотчас заткнулись и чуть ли не встали по стойке «смирно».
Жители Вэйнамо оказывали ожесточенное сопротивление, несмотря на то, что уступали противнику в численности и — качестве вооружения. В каждой деревне черткойцев ждали вооруженные охотничьими ружьями трапперы и лесники, каждая тропинка и дорога стала смертельно опасной ловушкой. Вооруженные формирования Вэйнамо применяли в боях атомную артиллерию и ракетную технику, и все же они не могли сдержать агрессоров.
Заметив часового, Элва спряталась в траншею, прикрывшись плащ-накидкой. Она не хотела лишних расспросов, так как была почти у цели. Силуэт часового на мгновение заслонил вечернее небо, но человек ничего не заметил и продолжал обход позиций.
Еще с воздуха Элва заметила, что пожар охватил в основном лесные массивы, а дома в поселках, уцелевшие после взрывов ракет и снарядов, почему-то не горели. Видимо, ученые в Юваскула своевременно разработали какой-то способ сохранения древесины на случай возгорания. Промышленность Вэйнамо, которая ранее выпускала жалкий минимум машин и сельскохозяйственной техники, наука, специализирующаяся на прикладных, сугубо мирных разработках, оказались практически не готовыми к войне. Да и само население, всегда стремившееся к сохранению старого жизненного уклада, было слишком малочисленно. Однако командующий армадой Корс Голиев был встревожен известием о том, что один из пленных жителей Вэйнамо проговорился, что он якобы располагает архиважными сведениями. Поначалу капитан собирался лично допросить пленного, но неотложные стратегические задачи все время его отвлекали. Вот и сейчас от был вынужден срочно вылететь на передний край, чтобы лично руководить сражением в поместье Лемпо. И Элва не преминула этим воспользоваться, решив лично переговорить с тем самым пленным, надеясь расспросить у него о судьбе своего сына Хаука.
Элва отыскала нужное ей укрепление по знаку разведывательной службы на двери. Часовой, стоящий у входа молодой парень, преградил ей путь. Он вскинул бластер и неокрепшим петушиным голоском крикнул: «Стой! Куда прешь?» Опасения паренька имели под собой реальную почву — немало охранников обнаруживали на утро с перерезанным горлом.
— Все нормально, — как можно спокойнее сказала Элва, предъявляя пропуск. — Мне необходимо встретиться с пленным по имени Ивало.
— Вэйнамским офицером? — удивленно переспросил солдат и навел ей на лицо тонкий луч карманного фонаря. — Но вы сами…
— Я сама с Вэйнамо. Вы, должно быть, слышали обо мне. Я — Элва, жена капитана Голиева.
— О, да, госпожа. Конечно, слышал, — и солдат смущенно потупился, потоптался на месте и спросил: — Могу я узнать, зачем вам нужен пленный Ивало? У меня строгие инструкции начальника караула.
Элва одарила парнишку своей самой доверчивой и коварной улыбкой.
— Это идея самого капитана Голиева. Пленник располагает ценной информацией, и, возможно, встретившись с соблазнительной женщиной его же расы, он заговорит. Все может случиться.
— Понятно, госпожа. Только вряд ли он сломается. Входите и дайте мне знать, если он станет вам грубить.
Часовой отпер ей дверь, и Элва вошла в темную комнату с потолком до того низким, что она вынуждена была пригнуться, едва не задев тускло светящуюся лампочку. На полу, опершись локтем на сломанный тюфяк, сидел капитан Ивало. Седые виски, изможденное лицо, запавшие глаза и порванный мундир — все говорило о тяжких испытаниях, выпавших на долю этого мужественного офицера, истинного патриота Вэйнамо.
— Что вам нужно? — спросил он на плохом черткойском.
Элва ответила ему на родном языке:
— Тише, умоляю вас. Никто не должен нас услышать.
— Кто вы? — удивленна спросил он, поднявшись на своем грубом ложе. Его вэйнамский выговор выдавал в нем бывшего интеллектуала. Элва решила, что раньше он был ученым или педагогом.
— Вы коллаборационистка? — презрительно спросил Ивало. Наверняка, ведь в каждом стаде есть хоть одна паршивая овца.
Элва присела рядом с ним на корточки, поджав колени, и уставилась в одну точку.
— Я не знаю, как меня следует называть, — монотонно произнесла она. — Я прилетела с Черткоя, меня захватили во время самого первого налета на Вэйнамо. Я — Элва, дочь Биармо, магната из Ройялка.
Ивало негромко присвистнул от удивления и сказал:
— Тогда я был слишком молод, но я хорошо знаю вашу семью.
Элва порывисто схватила собеседника за руку и, сдерживая рыдания, спросила:
— Вы знаете что-нибудь о судьбе моего сына? Его звали Хаук. Я оставила его на попечение своего слуги-аборигена, когда на наш поселок напали черткойцы. Хаук — сын Карлави, фригольдера из Тервола. Что вам известно?
Он высвободил руку и сочувственно покачал головой.
— Прошу прощения, но я сам родом с острова Аакинен.
Элва удрученно потупилась. Пленник выдержал паузу, сказал:
— Меня зовут Ивало.
— Мне известно ваше имя.
— Откуда? — вновь удивился собеседник.
— Я знаю гораздо больше, чем вы думаете. Например, я располагаю сведениями о том, что вы знаете какой-то важный стратегический секрет.
Сдерживая негодование, Ивало процедил сквозь сжатые зубы:
— Если вы думаете, что я предатель, тогда уходите!
— Пожалуйста, не думайте обо мне плохо, Ивало, — ответила Элва и протянула пленнику пластиковую ампулу.
— Что это? — спросил тот.
— Яд, — спокойно сказала она, вложив ампулу в ладонь офицера.
Он посмотрел на нее долгим и задумчивым взглядом.