ДМИТРИЙ МАГУЛА. FATA MORGANA (Нью-Йорк, 1963)
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.
А.А. Фет
В эту, третью по счету, книгу моих стихов вошли стихотворения, написанные с 1943 г.
Первая книга, «Свет Вечерний», была издана в Париже, в 1931 г.; вторая — «Последние Лучи» — в Нью-Йорке, в 1943 г.
Порядок чередования стихотворений не соответствует датам их создания и нарочито принять для некоторого разнообразия их по теме или по форме.
Стихотворения, отмеченные в Алфавитном Указателе звездочкой, [*], были впервые напечатаны в Нью-Йорке, в 1949 г., в сборнике «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ», изданном «КРУЖКОМ РУССКИХ ПОЭТОВ в АМЕРИКЕ».
В книгу включены восемь моих, близких к подлиннику, переводов с английского, испанского и французского, а за помещение одной шутки на тему о непогрешимости математики и одной, также шуточной, «баллады» автор приносить читателю свои извинения.
Я считаю своим долгом, выразить свою признательность Mr. A. J. Lipp’y за его дружескую помощь мне в издании этой книги и за его решающую поддержку в размере всей суммы, недостававшей для покрытия расходов по изданию.
«Пока живем, пока мы спорим…»
Пока живем, пока мы спорим,
За днями годы протекли
И собираются вдали,
Как облака над дальним морем…
Но каждый мимолетный день,
Пусть мимолетно-быстротечен,
Был в прошлом чем-нибудь отмечен,
Как на пути одна ступень.
Где эти дни теперь? Не мы ли
Хотели сами верить снам?
Те дни — они приснились нам…
А сердце шепчет: были… были…
«К познанью мира только два пути…»
К познанью мира только два пути:
Один — искать для веры оправданья,
Другой — чрез разум дерзко обрести
В вопросах веры право отрицанья…
Кто ближе к правде? Раб священных книг,
Простертый ниц и одержимый бредом
Иль тот, чей разум с горечью постиг,
Что мир ему останется неведом?
Все преходяще: смолк святой псалом
И меркнет разум, гордый краткой славой…
Прими же мир с его добром и злом,
Каким он есть, не мудрствуя лукаво.
«Я помню все… Ты отдала Шопену…»
Я помню все… Ты отдала Шопену
И мастерство игры, и грусть былых утрат
Но вальс умолк. И вдруг, ему на смену,
Победный грянул марш, призывный, как набат!
Как будто ты хотела этим маршем
Послать надежды весть бессильному рабу
О том, что Жизнь, в своем венце монаршем,
Придет и победит коварную Судьбу!
Да, помню все… До мелочи последней,
До жутких тех минут, когда с тобой
Прощались мы в тот поздний час в передней,
И слезы канули в бездонный водоем…
Вагон летит… А ты осталась дома.
Еще глухая ночь. Рассвет не наступал…
И стук колес, как стрекот метронома,
Ведет учет числу бегущих в вечность шпал.
«Много в жизни тропинок исхожено…»
Много в жизни тропинок исхожено,
Много в море промчалось валов,
Было веры так много заложено
В тайный смысл недосказанных слов;
И для сердца так много все значило,
Так манила далекая цель.
А желанное счастье маячило
С побережий заморских земель…
Были в сердце порывы горячие
И надежды хмельное вино,
Но за долгие годы бродячие
Так и не было счастья дано!
Поздно ждать его сердцу мятежному:
Вот, и белая прядь в волосах,
А душа, на пути к неизбежному,
Заблудилась в дремучих лесах…
«Как старый раб, весь век в каменоломне…»
Как старый раб, весь век в каменоломне
Дробивший недра древних мрачных скал, —
Беспомощный, бессильный, я упал…
И, как огнем, всю душу обожгло мне!
Я помню все: молился Красоте,
Молил о чуде, как молили прежде,
И отдал жизнь обманчивой надежде —
Несбыточной, несбывшейся мечте…
Мой час настал, и в сердце смерть стучится!
Я притаюсь и не открою глаз:
Я жду того — да, жду в последний раз! —
Что не случилось, но могло случиться.
Le moulin n’y est plus, mais le vent y est encore.
Когда-то там, к тому пригорку, —
И неужели так давно? —
Кончая жатву и уборку,
Везли на мельницу зерно…
Вращались крылья, зерна плыли,
Стучали мерно жернова
И были слоем белой пыли
Покрыты люди и трава.
Сегодня вновь я здесь… Но где же
Все то, что помню с детских лет?
Все заросло травою свежей,
И мельницы знакомой нет!
И сердце как-то вдруг сознало,
Что всех потерь былых не счесть,
Что, вот… и мельницы не стало,
Что только прежний ветер есть…
Пленный лев
(Перевод стихотворения Джоффрей Вивиен: Нью-Йорк Таймс, Окт. 28, 1948)
Прутья решетки по небу проходят, мелькая…
Лица за ними… И вдруг — мяса кусок кровяной.
Там, где-то в памяти, смутные образы рая:
Стебли высокой травы… озеро… огненный зной…
«Детство — греза, замуровывающая…»*[1]
Детство — греза, замуровывающая
Дверь к безмолвию и сну,
Радость жизни, околдовывающая
Верой в счастье и весну.
Юность, душу одурманивающая
Хмелем страсти в первый раз, —
Только сказка, нас заманивающая
Волшебством влюбленных глаз.
Зрелость, жемчуг лет растрачивающая,
Только боль недавних ран,
Горечь дум, сполна оплачивающая
Поздно понятый обман.
Старость — сердце опечаливающие
Годы мудрости, а мы,
К тихой пристани причаливающие, —
Только дети вечной тьмы.
вернуться
Стихотворения, отмеченные звездочкой, [*], были впервые напечатаны в Нью-Йорке, в 1949 г., в сборнике «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ», изданном «КРУЖКОМ РУССКИХ ПОЭТОВ в АМЕРИКЕ».