Числа
Еще великий Пифагор,
Отец древнейшей теоремы,
Учил, другим наперекор,
Не верить в то, что числа немы…
Гармония небесных сфер,
Звучанье арфы, шелест ветра, —
Во всем он находил пример
Своим воззреньям геометра.
И мы, чрез много сотен лет,
Стоим почти у той же грани:
Числом, измерив путь планет,
Мы ждем от чисел новых знаний…
И, если людям суждено
Проникнуть в мировые дали,
Где жизни первое зерно
Хранят туманные спирали, —
Мечтой тысячелетних дум,
Мы тайной жизни овладеем,
И будет все познавший ум
В веках великим чародеем!
«Твоей душе пора проснуться…»
Твоей душе пора проснуться,
Усильем воли сбросить гнет
И, разорвав узлы тенет,
От сна тяжелого очнуться…
Тебя не тешил карнавал:
Ты слепо жизни дар отринул
И расплескал, и опрокинул
Свой полный до краев бокал.
Очнись, чтоб вновь душа окрепла
И, волей к жизни вновь полна,
Могла всю жизнь испить до дна,
На срок восставшая из пепла!
Ответ (Из записок театрала)
Театр на старые скрижали
Занес не всех залетных птиц,
Что издалека долетали
В былом до северных столиц…
Но о красавице-испанке,
Тогда — звезде французских драм,
Дошел, как похвала южанке,
Один рассказ для наших дам.
…………………………………..
Ее встречали, как инфанту,
Неся к ногам ее цветы, —
Живую дань ее таланту
И чарам женской красоты.
В коронной роли, в сцене главной,
Игрою покоряя зал,
Себе она не знала равной,
И весь театр рукоплескал!
В ответ на дерзость подозренья
Она венчальное кольцо
И слово, полное презренья,
Бросает герцогу в лицо:
— «Sortez!..» Слова, в порыве гнева,
Сильнее ранят, чем кинжал:
Она стоить, как королева,
И ждет, чтоб занавес упал.
…………………………………………
И пусть на улицах столицы
Мороз любил лицо обжечь
И тронуть инеем ресницы,
Пусть здесь была чужая речь, —
Ей не мешали речь и вьюга:
Опять была окружена,
Как там — в далеких странах юга,
Кольцом поклонников она.
Один, стрелой любви отравлен,
Давно с нее не сводит глаз…
Но тот, кто ей в толпе представлен,
Что скажет, кроме светских фраз?
………………………………………..
Однажды, после всех оваций,
Устав от этой суеты,
Минуя склады декораций,
Она из полутемноты
Прошла по боковому ходу
К одной из запасных дверей
И вышла в снег и непогоду,
Закрывшись мехом до бровей.
И застоявшиеся кони
Карету мчат в метель… Внутри
Такая тьма: своей ладони
Не различишь, как ни смотри!
Мелькнул фонарь… При беглом свете
В испуге крикнула она:
Был кто-то рядом с ней в карете
И притаился у окна!
— «Не бойтесь! Вы меня встречали»,
Раздался голос в тишине, —
«Но, впрочем, помните едва ли…
Не бойтесь и доверьтесь мне!
Да, точно вор, прокравшись тайно,
В карету вашу я проник.
Я сделал это не случайно;
Но я не вор, не озорник!
Давно искал я этой встречи…
Хотел сказать… Казалось мне —
Всегда на людях наши речи
Звучат не так… Наедине
Я позабуду осторожность!
С открытым сердцем я молю:
О, дайте мне хоть раз возможность
Сказать вам, как я вас люблю!
И, если вы мне повторите
Свое «Sortez!» — я покорюсь:
Меня не будет в вашей свите…
Я честью князя в том клянусь.
…………………………………..
Неслась по-прежнему карета,
И наступила тишина…
Да? Тихий смех? Он ждал ответа…
— «Останьтесь!» молвила она.
«Были слезы видны у нее на глазах…»
(Перевод с испанского: из А. Беккера)
Были слезы видны у нее на глазах…
От рыданий могла только гордость спасти.
У меня на губах было слово — «Прости!»
Но мольба замерла у меня на устах…
Разошлись ее путь и дорога моя;
Но при мысли о нас, о любви двух сердец,
Говорю я — «Зачем промолчал я, гордец?»
И она: «Почему не заплакала я!»
«Мы — воплощенные рыданья…»
Nous sommes des sanglots faits chair,
Et qui ne sont pas entendus.
Мирза Абдул-Кадир Бидил
Индийский поэт 17-го века
Мы — воплощенные рыданья,
Мы — те, кого никто не слышит,
Над кем небесный полог вышит,
Чтоб скрыть загадку мирозданья…
Мы разгадать ее не можем…
Давая тайне имя Бога,
Мы ждем у звездного порога,
Чтоб жизнь закончить смертным ложем.
О, мы не бредим больше раем!
Мы только что-то смутно помним
И счастье лишь мечтой давно мним,
Мечтой, которой мы не знаем…
«Вчера, весенним днем, тебя опять я встретил…»
Вчера, весенним днем, тебя опять я встретил:
По людной улице, от ближнего угла,
Ты быстро с кем-то шла… Но с кем — я не заметил:
Мне было все равно, куда и с кем ты шла.
И по-весеннему быль свежий воздух светел,
И по-весеннему была душа светла…
А твой злорадный взгляд лелеял мысль земную:
Ты думала, что я тебя еще ревную…
Двенадцать строк
Albo lapillo notare diem…
Нашел свои стихи… над старою тетрадкой
Стою, задумавшись. Страницы там и туи,
Полуистлевшие, отмечены закладкой,
Чтоб отыскать следы всех памятных минут.