Выбрать главу
Желанными посулами прельстив, Она манит улыбкой лицемерной, И вкрадчивый, влекущий шепот лжив… О, горе тем, чье сердце легковерно!
Слепцы идут… Кровоточат ступни; Спадают с плеч, в лохмотьях, их одежды… Как горько знать, что золотые дни Ты расточал за поцелуй надежды.

Ноктюрн

Вечерний ветер плачет в деревушке, Осенний дождь стекает с ветхих крыш… Нам холодно в нетопленной избушке, Где целый день в углу скребется мышь. Растопим печь! Принес сухих поленьев; Развел огонь… Дрова горят… Тепло! Свежеет память: цепью ржавых звеньев Стучится время в мокрое стекло. Еще кой-где, беспомощно и сине, Приникло пламя, крадется, как тать, И стелется по мертвой древесине, Чтоб, ярко вспыхнув, вновь затрепетать. — «Задумался? О чем же?» — прозвучали, Нежданные, слова моей жены, Как будто шли из заповедной дали, Где наяву я видел чьи-то сны… — «О чем?.. О том, что суждено Судьбою Мне было в жизни путь твой пересечь, Что я — твой муж, что дома мы с тобою, Что для тебя топлю я нашу печь; Что я сижу и думаю о многом, Смотря в огонь из полутемноты; Что в непогоду в домике убогом Все как-то веришь в смутные мечты… О чем еще? О том, что свет был шире, Когда впервые древний человек Бродил в суровом и враждебном мире И жил в пещерах по теченью рек; Что были с ним его жена и дети; Что сызмала отважен и хитер, Он на заре былых тысячелетий Умел разжечь для женщины костер; Что ночью часто вход в свою пещеру Он караулил, прислонившись к пню, И отгонял дубиною пантеру, Вдогонку ей швыряя головню… Еще о том, как, воротясь с охоты, Он отдыхал у жаркого огня И вспоминал домашние заботы И мелочи пережитого дня; Что вился дым над пламенем зубчатым, Когда он думал о своих лесах, О смертном бое с мамонтом косматым, О вещих знаках в грозных небесах… ………………………………………….
У нас тепло… Мы дома, золотая! По-прежнему скребется где-то мышь; Вечерний ветер плачет, пролетая; Осенний дождь струится с ветхих крыш»…

«Я шел к собору встретиться с тобой…»

Ultima, forsan…

Надпись на церковных часах

Я шел к собору встретиться с тобой, Ускорив шаг при входе в сад соседний. Где мы нежданно встретились намедни; И, услыхав часов церковных бой. Я знал, что ты выходишь от обедни… Который час? Над стрелкой часовой Блестел ответ: «Быть может, твой последний»…

«Так уезжают: в три ряда…»

Так уезжают: в три ряда Толпа у поручней на деке… Но об одном лишь человеке Я думал, приходя сюда.
Ищу вдоль палубы глазами… И, наконец, увидел: ты! В твоих руках мои цветы; Но сколько лиц чужих меж нами!
Там, за кормой, кипит вода, И черный дым венчает трубы… Ты — вся в слезах! Ты сжала губы… Так уезжают навсегда.

«Мы в мире сумрачном и нищем…»

Мы в мире сумрачном и нищем Пристанища напрасно ищем; И нет ни солнца на пути, Ни струйки дыма над жилищем. Едва бредем… Должны брести… А хлеба черствые ломти Пришли к концу в суме дорожной… Кого-то молим мы: — «Впусти!» И ждем… И жизнь в тоске тревожной, Нам снова кажется возможной: Пока надежда будет лгать, Мы будем жить надеждой ложной! В ней есть живая благодать; И к нам, как любящая мать, Она придет по бездорожью, Чтоб тех, кто должен умирать, Утешить вновь святою ложью…

Теория вероятности (Шутка)

В курьерском поезде он ехал по делам, И на ходу вагон покачивался мерно… Смешались сумерки с дремотой пополам, И вдруг он осознал, что сердцу стало скверно… С трудом он позвонил, беспомощный в пути — «Кондуктор, я схожу на первой остановке… Когда мы будем там? Я болен… К девяти? Не умирать же мне в вагонной обстановке! Прошу вас мне помочь; один я не дойду… Возьмите мой багаж: мой сак и два портфеля. Вы обещаете? Благодарю! Я жду…» И он, в конце концов, добрался до отеля. Разделся. Лег в постель. Велел позвать врача И терпеливо ждал. И снова был припадок: Забилось сердце вновь, и, что-то лепеча, Искал глазами он иконы и лампадок… Приветливый, простой, с налетом седины На темных волосах, склонился врач к больному Прощупать слабый пульс. — «Я вижу, вы бледны Был легкий обморок? Ну, что ж, прибегнем к брому, Чтоб успокоить вас. Но я хочу сперва Давленье крови знать… Сто десять… Допустимо. Температура? О!.. Ваш возраст? Сорок два? Мне, как врачу, все знать необходимо». Он вынул стетоскоп; прослушал спину… грудь; И помолчал… Потом… — «Скажите, вы женаты? Есть дети, братья, мать, родные, кто-нибудь, Кому могу дать знать? Кто ваши адвокаты?» — «Но, доктор, разве я, действительно, так плох? Я знаю, все пройдет! О, доктор, неужели Нам стоит поднимать такой переполох? Я просто полежу, ну, два-три дня в постели… К тому ж, я одинок. Я вдов двенадцать лет…» — «Тогда мой долг сказать. Скрывать от вас напрасно: Без операции для вас спасенья нет; Вы при смерти, мой друг, и медлить вам — опасно!» — «Я при смерти!.. Но вы… Но вы жестокий врач! Ваш приговор… Не ждал! Он — как удар нагайки, Как завершение всех горьких неудач!.. А операция — скажите без утайки — Весьма серьезная? До смерти под ножом? Не каждый раз? Ну, да… Но весь вопрос: как часто И сколько практика за грозным рубежом Смертельных случаев, насчитывает на сто?» — «Могу ответить вам: всего один процент Имеет право ждать счастливого исхода… В моей больнице вы мой сотый пациент: На случаи, как ваш, теперь большая мода!» — «Вы сами видите: игра не стоить свеч! Не проще ль умереть без всяких операций: Ведь, жизни, все равно, никак не уберечь. Не лучше ль обойтись без лишних декораций?» — «О, нет! У вас есть шанс, и шанс, скажу, шальной! А в математике теории не лживы… До вас — все умерли… Вы, сотый мой больной, Вы, по теории, должны остаться живы!»