– Не думаю, – скептически протянул Вернер. – Сопровождал пару вылазок в горы. Не о чем и рассказывать.
– Понимаю, – кивнул Григорий Александрович и настаивать не стал. – Я, однако, не могу похвастать тем, что владею шашкой настолько, чтобы искромсать человека в куски. Хотелось бы убедиться собственными глазами, что подобное возможно и при том даже не требует особенной физической силы.
– Ну, вот я, положим, не силач. – Вернер заметно оживился, даже выпрямился в кресле. – Но запросто могу разрубить человека от плеча до пояса. По крайней мере, на глиняных чучелах получалось, – добавил он со смешком.
– До пояса? – удивился Григорий Александрович.
Вернер вдруг вскочил.
– Идемте! – воскликнул он, озираясь. – Я вам покажу! – Он схватил сюртук, тут же бросил и застыл в центре комнаты. – Во дворе участка есть чучела для отработки ударов. Вахлюев любит попрактиковаться и своих подчиненных муштрует. Вы вот что: сейчас идите и ждите меня на улице, а я оденусь.
Григорий Александрович поднялся.
– Это очень любезно, – сказал он, глядя на доктора, пытающегося привести себя в порядок.
– Да-да! – рассеянно кивнул тот, не глядя на собеседника. – Куда же я дел перчатки?
Григорий Александрович оставил хозяина дома в одиночестве и встал возле крыльца, закурив папироску. Мимо прошли несколько барышень в сопровождении молодых людей и почтенных матрон, следивших за тем, чтобы все происходило в рамках приличий. До Печорина донеслись веселый, хоть и приглушенный, смех и взволнованные мужские голоса.
Пахло розами и вишней. Все дышало идиллическим курортным покоем. Трудно было представить, чтобы в Пятигорске кого-то били кнутом и рубили шашкой. Тем более женщин. Интересно, если бы про это узнали отдыхающие…
Когда Вернер появился, его было не узнать. Одет он был опрятно и даже с претензией на элегантность: худощавые, жилистые маленькие руки обтягивали светло-желтые щегольские перчатки – совсем такие, как у самого Печорина, – а сюртук, галстук и жилет были черные.
– Молодежь прозвала меня Мефистофелем, – прокомментировал Вернер свой наряд, заметив, что Григорий Александрович окинул его любопытствующим взглядом. – Я делаю вид, что сержусь, но на самом деле прозвище льстит моему самолюбию. Глупости, но что поделаешь? Человеческая природа!
«А вы, доктор, и правда, романтик», – подумал Печорин.
Вдвоем они дошли до полицейского участка, более поздней пристройки, примыкавшей к зданию администрации, и свернули в низкую арку, в которой дежурил скучающий часовой. На Вернера и его спутника он только мельком взглянул и отвернулся. В зубах у него была зажата дымящаяся папироска – похоже, уставу в Пятигорске следовали не слишком строго.
– Знает меня, – прокомментировал доктор, когда они с Печориным вышли на большой двор, огороженный плотным дощатым забором.
По кругу медленно ехал на белой лошади офицер в адъютантском мундире. Животное нетерпеливо мотало головой и часто перебирало тонкими породистыми ногами. Круп покрывала дорогая, расшитая серебром попона с большими кистями по углам.
– Кто это? – спросил Григорий Александрович, пристально рассматривая седока.
– Захар Леонидович Карский, личный адъютант Скворцова. Хотите, я его окликну? – предложил Вернер и, не дожидаясь ответа, сложил руки рупором и закричал: – Захар! Давайте к нам!
– Вы, я смотрю, на короткую ногу, – заметил Григорий Александрович, наблюдая за приближающимся адъютантом. Фамилия его показалась Печорину смутно знакомой, но в то же время он был уверен, что никогда прежде не встречался с ее обладателем.
– Видимся в одном местном клубе, – отозвался доктор. – Играем по маленькой.
Офицер тем временем заставил лошадь перепрыгнуть через низкое препятствие и неторопливым галопом подъехал к Вернеру и Григорию Александровичу.
Он был среднего роста, жилистый. Лицо с тонким носом было мужественно, а в серых глазах мелькали озорные огоньки, которые адъютант старательно прятал в тени ресниц. Сшитый на заказ мундир сидел, как влитой.
Карский пожал Вернеру руку, свесившись с седла. Когда доктор представил их с Печориным друг другу, офицер слегка прищурился, словно оценивая нового знакомого.
– Нам надобно поглядеть, как чучела рубят, – сообщил адъютанту Вернер и заговорщицки подмигнул Печорину.
– Зачем это? – спросил Карский, поигрывая уздечкой.
– Григорий Александрович вот расследовать будут, – ответил Вернер.
– Что расследовать? – не понял Карский, но тут же сообразил. – А-а, убийства девиц этих. – Он коротко кивнул. – Михаил Семенович что-то такое о вас говорил, да я не запомнил. Но вы не похожи на жандармского, – добавил он, заинтересованно оглядывая Печорина.