Выбрать главу

  - Ты что задумал?! - обернулся вслед ему Молчун-1, придержал было за полу пиджака, но сразу отпустил, увидев поднявшуюся навстречу двойнику гибкую стильную обольстительницу.

  Тем временем плешивый полноватый "француз" взял кисть красотки, поднял к своим губам и, упоенно глядя в ее глаза, поцеловал, вложив в это новое для него занятие весь жар нерастраченных молодых чувств. Лобзаемая кисть заметно дрогнула, а искусно раскрашенные глаза вдруг утратили дерзкое выражение...

  В этот вечер Лиля Скворцова была не в духе. Еще днем, когда она собиралась на работу и гладила любимую шифоновую блузку цвета спелого лимона (она считала, что в ней особенно хороша, вожделенна для капризных денежных самцов), то нечаянно прижгла утюгом перламутровую пуговку - а запасной в ее шкатулке не оказалось! Вне себя от злости, она примерила одну за другой апельсинную, персиковую, гранатовую, малиновую, яблочно-зеленую блузки (как видим, все ее излюбленные цвета были в плодово-ягодной палитре), но остановилась, возможно в пику себе, на белой - правда ослепительно белой и столь тонкой, что при каждом движении ее дивные тяжелые груди с широкими околососковыми пятнами проглядывали на миг сквозь ткань. "Как все же это вульгарно", - машинально подумала выпускница Инъяза и криво усмехнулась: такая мысль должна быть чуждой многоопытной валютной проститутке.

  Усугубил это настроение "опекун" Глебушка, дежуривший, как всегда, в холле ресторана "Националь", хапанувший героина и теперь выбиравший, кому из своих работниц воткнуть меж ляжек.

  - Лилька! - воскликнул он, принимая ее норковую шубку и пялясь на колыханье полувидимых грудей. - Я тебя люблю! И не так как Платон Сократа, а более, более приземленно! Пойдем-ка со мной...

  И сделал движение в сторону женского туалета, где обычно одаривал "любовью" полностью зависимых от него путан.

  - Отстань, а? Я не в духе сегодня, блузку любимую прожгла, - попыталась разжалобить сутенера Лиля.

  - Любимую? Лимонную что ли? Это у тебя она любимая, а у меня теперь вот эта... - И он, нагло просунув ладони под Лилины локти, властно сжал объемные груди. - Пошли, пошли...

  Холодно ненавидящая весь мир, сотканный из несправедливостей и полный подонков, Лиля сидела у стойки бара, напротив ресторанного зала, тянула через соломину шампань-коблер и слушала информацию от метрдотеля.

  - "Сомов" сегодня нет, Лиля, одни "налимы" да мелочь. Как всегда, полно извращенцев. Черта им в своих странах не сидится, в Москву прут...

  - А вон за тем столиком что за пара толстяков: лысеющий и седой? Тоже "голубые"?

  - Про этих толком не знаю. Французы, в гостинице живут два дня, порознь. К седому с утра Лариска совалась - отшил. Подолгу друг у друга бывают: может и педики...

  - Как-то непохожи они на педиков, деловые больно и умильности во взаимных взглядах нет. К тому же плешивый косится на женщин... Посади-ка меня напротив него.

  - Твое желанье, Лиля, для меня закон. Может, отблагодаришь когда взаимностью?

  - Сволочи вы, мужики... Мало вам денег, еще и взаимность подавай. Сволочи!

  - Какая муха тебя сегодня укусила, Лилечка? Глеб что ли забодал? Хочешь, я шепну кой-кому и его не станет?

  - Ага... А вместо него Степка-бугай под себя возьмет, со всей сворой прихлебателей? Вместо двух раз в месяц каждый день насиловать будут - вот, радость-то... Пусть живет, дядя Федя.

  Плешивый оказался заводным. Как увидел, так и впился глазами. На вид за пятьдесят, но еще очень, очень живой. Пожалуй, даже пылкий. Вот смех... Но тем лучше, за ценой не постоит. Сколько же заломить: пятьсот? Или потянет на семьсот? Надо зацепить его поглубже: зажечь в танце, блеснуть знаньем французского...

  Но когда он подошел, неожиданно взял руку и поцеловал, глядя неотрывно в глаза, Лиля враз смутилась. И вдруг ощутила себя не путаной, а просто эффектной, желанной, юной женщиной. "Я сошла с ума", - смутно брезжило в голове, меж тем как она лопотала что-то по-французски в ответ на учтивое предложение потанцевать. "Это всего лишь пожилой толстяк", - урезонивала она себя, но они уже соприкасались телами в танце, и Лиля чувствовала, как жарок ток его крови, как сильно он ее желает и как пытается сдержать свои чувства в рамках пристойности. "Я - профессионалка", - механически вторила она, а самой становилось все вольготнее, все трепетнее в его руках, оказавшимися и теплыми и твердыми и настойчивыми. Все больше она льнула к его груди, сплетала с его ногами свои.... Внезапно он легко провел пальцами вдоль ее позвоночника, и сладкое томленье пробежало вслед за ними от лопаток к копчику. Лиля окончательно сдалась и, закинув руки на шею французу, втиснула в него свои фронтальные прелести: губы, перси, лоно...

  Танец закончился, но они и не думали расставаться. Он оперся спиной о колонну, а она повисла на его плечах, млела на груди. Потом был новый танец, еще и еще... Оба возбудились до крайности, но Лиля как дура, как в студенчестве ждала мужской инициативы.

  - Лилька, ты что? - шепнула, походя Женька. - Клиент давно созрел...

  Шелест был, а не шопот, только француз услышал и к тому же понял смысл.

  - Вы профессионалка? - спросил он обрадованно. - В таком случае прошу Вас, пойдемте ко мне в номер. Мне так хочется Вас любить! И не беспокойтесь, я хорошо заплачу...

  Слезы вдруг брызнули из Лилиных глаз: ей стало стыдно, стыдно, стыдно!

  - Я Вас умоляю, - с жаром продолжал удивительный клиент. - Мне показалось, что Ваш статус позволяет миновать условности. Ведь я не могу обещать Вам ничего, кроме денег... Никакого совместного будущего. Только немного любви...

  И он понурился.

  - Боже мой, да конечно! - горячо вырвалось у Лили. - Что угодно, только не говорите мне про деньги!

  В номере у Пьера (так он назвался) Лиля по заведенному ритуалу прошла под душ. Вдруг вспомнив про Глебову "любовь", встала как вкопанная, в сильном сомнении и ощущении своей нечистоты. Стиснув зубы, превозмогла, лишь отмывалась с особым тщанием. Однако проклятый сутенер лез на передний план, и от Лилиного подъема чувств не осталось в итоге и следа.

  Она тихо вышла из ванной в загодя припасенных эфемерных трусиках и топике, увидела лысого толстяка в халате, разобранную постель под ночником и покорно улыбнулась. Пьер встревоженно моргнул, но ничего не сказав, прошел в свою очередь в ванную, мимоходом легко сжав ей локоть.

  "Он милый, - подумала Лиля без энтузиазма, ложась под одеяло. - А также чистоплотный и доверчивый". Увы, многие хваленые европейцы не решались оставлять русских путан наедине со своим гардеробом, пренебрегая и личной сангигиеной. И пахло от них так же, как от отечественных лохов...

  Пьер мылся минут десять. Тоже своего рода рекорд: обычно мужикам хватало две-три. Когда он вышел, Лиля слегка удивилась: то ли ростом миленок стал повыше, то ли в талии поубавился? Глаза его мерцали и во всем облике сквозил трепет предвкушения. "Все-таки есть в нем магнетизм", - с удовольствием подумала Лиля, и робкая теплая волна родилась в ее тазовой области, неспешно пробуждая в родном организме ощущение счастья...

  Тем временем претендент погасил ночник и оказался нагим рядом. Тотчас его теплые ладони скользнули под топик и ласково огладили мягкие Лилины груди. Их крупные соски враз отвердели. "Вот как, - удивилась бывалая девушка, - одним движением завел!".

  - Как соответствует тебе имя! - зашептал страстно чужестранный умелец, а его ладони уже спускались к талии, ягодицам, бедрам, везде встречая чувственный отклик. - Твой хрупкий стан как стебель лилии, полные груди как ее бутоны, губы нежные подобны лилейным лепесткам, а бедра - той луковке, из которой растет этот дивный цветок...

  "Улет! - разулыбалась восхищенная и вновь готовая на любовные подвиги вакханка. - Странно лишь, почему француз так легко владеет русским. И еще: изгладил меня всю обеими ладонями, а чем он держится на весу-то?"