— Расскажи об этом подробнее.
— О’Коннел-старший плохо обращался с женой и с сыном. Он из тех, кто слишком много пьет и при этом распускает руки. Соседи терпеть его не могут. Если бы на месте Майкла О’Коннела был другой ребенок, он, наверное, страдал бы еще больше.
— А можно ли сказать… — медленно проговорила Салли, пытаясь представить в разумном виде то, что выходит за границы разума, — можно ли сказать, что отец ответствен — с психологической точки зрения — за то, каким стал Майкл О’Коннел?
— Конечно, — кивнул Скотт, — любой доморощенный психоаналитик подтвердит это.
— Насилие порождает насилие.
— Да.
— И вот теперь О’Коннел-младший преследует Эшли потому, что много лет назад его отец развил в нем нездоровую, маниакальную и опасную для окружающих потребность любить и быть любимым любой ценой, обладать кем-то, разрушать и гибнуть самому, — не знаю даже, как это лучше сформулировать.
— Да, у меня сложилось такое впечатление, — сказал Скотт. — И тут есть еще один момент. Мать О’Коннела, которая тоже была не подарок, погибла при невыясненных обстоятельствах. Не исключено, что муж убил ее. Но это невозможно было доказать.
— Так, значит, помимо того что он вырастил потенциального убийцу, он, возможно, и сам является убийцей?
— Да, скорее всего, так и есть.
— Короче говоря, — продолжала Салли с нажимом, — ты согласен, что угроза, которую Майкл О’Коннел представляет для Эшли, взращена в его психике отцом?
— Да.
— Тогда все просто, — бросила Салли.
— Что просто? — спросила Хоуп.
Салли мрачно улыбнулась:
— Вместо того чтобы убивать Майкла О’Коннела, мы убьем отца. И сделаем так, чтобы обвинили сына.
В комнате повисла гнетущая тишина.
— Все будет правдоподобно, — быстро продолжила Салли. — Сын ненавидит отца, отец ненавидит сына. При их встрече возможно все, вплоть до смертельного исхода, так?
Скотт медленно кивнул.
— Разве не ясно, — повернулась Салли к Хоуп, — что оба они угрожают жизни Эшли?
Хоуп кивнула тоже.
— Можем ли мы стать убийцами? — вопросила Салли. — Можем ли мы убить человека — пусть ради самой благородной цели — и, проснувшись на следующий день, продолжать жить как ни в чем не бывало?
Хоуп посмотрела на Скотта и подумала, что на этот вопрос, в отличие от предыдущих, он вряд ли сможет ответить утвердительно с такой же легкостью.
Салли безжалостно продолжала развивать свою мысль:
— Убийство неизбежно меняет в жизни все. Но, совершив убийство, мы вернем Эшли туда, где она была до встречи с О’Коннелом. При этом надо постараться максимально оградить ее от участия в этом — что, конечно, нелегко. Но на нас, задумавших убийство, оно неизбежно повлияет, вы согласны? Это необходимо осознать. Потому что уже сейчас, говоря об этом, мы переступаем черту. До сих пор мы были добропорядочными гражданами, стремящимися защитить нашу дочь. Но, сделав этот маленький шаг, мы сразу становимся даже более тяжкими преступниками, чем О’Коннел, потому что точно не известно, что он сделал и планирует сделать. Исходно им движут свойственные всем людям психологические факторы, принявшие уродливую форму из-за его воспитания, из-за условий, в которых он вырос. Возможно, его нельзя обвинять в том, каким он стал. Его психика — продукт перенесенных им унижений и боли. И потому все его действия должны рассматриваться скорее в моральном плане. Да, они ненормальны, но их можно объяснить. Мы же должны быть готовы совершить преступление сознательно и хладнокровно, без смягчающих вину обстоятельств. Кроме разве что одного.
Хоуп и Скотт слушали Салли как завороженные. Она же ерзала на стуле и раскачивалась, словно каждое произнесенное слово причиняло ей боль. Лишь замолчав, она замерла в полной неподвижности.
— Какого? — спросила Хоуп.
— Эшли будет в безопасности.
Все опять замолчали.
Салли, вздохнув, добавила чуть ли не шепотом:
— Но это зависит от одного существенного условия.
— Какого условия? — спросил Скотт.
— Нельзя, чтобы на нас пало подозрение.
Спустилась ночь. Мы расположились в садовых креслах в ее маленьком дворике, вымощенном каменными плитами. Жесткие сиденья, жесткие мысли. Меня распирали вопросы; как никогда, хотелось увидеться с кем-нибудь из главных действующих лиц этой истории или, по крайней мере, с человеком, который мог бы подробно рассказать о том моменте, когда они превратились из жертв в участников сговора. Но она была до невозможности упряма. Не поддаваясь на уговоры, она задумчиво смотрела во влажную летнюю тьму.