А я и не ожидал ничего плохого. И варежкой хлопал так, что уши закладывало, – пытался систематизировать в голове полученную от Пятого информацию. Вот по этой самой голове и получил. От всей души.
Начинало смеркаться, когда я, спрыгнув с подножки троллейбуса, не спеша зашагал в сторону родного дворика. Здесь совсем недалеко – через улицу и по кварталам. Абсолютно безопасный отрезок пути.
Был.
Я уже подходил к стайке пятиэтажных хрущевок, за которыми приютились родные пенаты, когда услышал: «Эй, малой, помоги!»
Ничего не подозревая, я оглянулся на голос.
Метрах в трех из приподвальной ниши по ступеням поднимался белобрысый парень лет двадцати в спецовке и с охапкой какого-то тряпья в руках. Ноша не выглядела ни тяжелой, ни громоздкой, тем не менее, не чувствуя подвоха, я сделал пару шагов навстречу и тут же на грани подсознания почувствовал неладное.
Поздно!
В следующий миг пыльное тряпье оказалось у меня на голове, а тело перехватили так, что ребра затрещали. Меня, словно куль, потащили вниз, совершенно игнорируя жалкие попытки не очень весомого багажа хоть как-то взбрыкнуть. А там, не теряя ни секунды, кто-то второй несколько раз крепко приложил меня кулаком по голове. Прямо через дерюгу. Раза четыре, а может, и пять, да так, что я едва не вырубился. Нокдаун уж точно был. Удары пришлись в основном в левую часть моей многострадальной физиономии. Я даже дернуться не мог во время этой экзекуции, потому что тот белобрысый злодей в спецовке продолжал бережно прижимать меня к себе так, что вздохнуть было невозможно.
Куда мои семь лет против двадцати?
Потом меня, как отработанный материал, швырнули на сыру землю, скрипнули подвальной дверью, и только звук быстро удаляющихся шагов ознаменовал завершение этого странного воспитательного акта.
Первое, что я сделал, – это смачно и звонко чихнул: то, что страшно хотелось сделать при первом же контакте с этой пыльной и вонючей мешковиной. Раньше как-то не получалось. Потом я кое-как освободился от пут и привалился спиной к грязной стенке. В темноте плавали яркие гроздья феерических огней. Биение сердца отдавалось в голове болезненным колокольным звоном. Этот «кто-то второй», нанося удары, явно не соизмерял своих сил с моим нежным возрастом. Я потрогал разбитую губу и быстро заплывающий левый глаз. Потом оторвал кусок мешковины, намочил его под струйкой сочащейся из трубы воды и прижал к лицу.
Вот так. Чем быстрее охладить гематому, тем менее выразительными будут визуальные последствия. Хотя в данном случае…
Я, кряхтя и шатаясь, встал на ноги и направился вон из подвала.
Прыгать, говоришь, красиво научился? Как завещали незабвенные китайские мастера? Любимый удар – «Порхающая бабочка сметает пыльцу с нефритового лотоса».
М-да…
Чего же сейчас-то не порхалось? Видимо, что-то все же мешает нашему танцору…
Губа стала болезненно пульсировать. Все удары пришлись в одну сторону. Слева. Значит, злодей бил одной рукой. Справа. По длинной дуге, судя по фиксированным временным промежуткам. Кто у нас так бьет?
Да чего там анализировать.
От кого прилетит, я уже точно знал – еще до окончания транспортировки моего обездвиженного тела в темноту подвала. Скажу больше. Что-то подобное я даже предполагал с того самого момента, когда поверженный не далее чем вчера Тоха Исаков выискивал меня глазами в толпе триумфаторов нашего района. Только его оперативность меня несколько смущает. И это лишь первая странность.
Есть и вторая. Дело в том, что в наши пацанские разборки запрещается привлекать взрослых участников. Это – табу. Налицо – грубейшее нарушение всяческих мальчишеских правил и традиций. Вплоть до процедуры публичного остракизма. А он на это пошел. Почему?
Есть еще и третье.
Ответка не должна прилетать анонимно. Обиженная сторона, встающая на тропу вендетты, совершенно не заинтересована в конфиденциальности. «Вернуть лицо» можно только при наличии восхищенной аудитории, выносящей неписаный вердикт о свершении акта справедливости.
Тогда что же произошло?
Тупое мочилово якобы неизвестными лицами? Ради какой цели? Чтобы потешить ноющую жажду мести? Расправа ради расправы? А мораль? Я чего должен понять-то? Кого забояться на всю оставшуюся жизнь? Ерунда какая-то.
Странно все это. И необычно.
Вот и мой подъезд. Только мне пока сюда рановато.