— Опять взяла жеребца без разрешения, — укорил брат.
— Немного прокатилась, что здесь такого? — принялась оправдываться Клер, засунув руки в карманы брюк для верховой езды.
— К старым развалинам?
— Это не развалины! — встала на защиту замка Клер. — Там нужно только привести все в порядок. Не понимаю, почему замок в таком плачевном состоянии? Там так красиво, дух захватывает.
— Потому что его наследнику наплевать на замок. Он приглашает раз в год друзей, кстати сказать, весьма сомнительной репутации, пострелять уток в своих угодьях, и на этом все заканчивается. У него нет средств, чтобы хоть мало-мальски привести поместье в порядок. Не удивлюсь, если Уркхарт пойдет с молотка вместе с землей.
— Вот было бы классно! Мы бы тогда его купили, ты жил бы здесь, а я поблизости, — самонадеянно и, главное, безответственно заявила Клер, не обращая внимания на возмущенно сдвинутые брови Уоррена. — А это что у тебя за листочек? — поинтересовалась она, не подозревая, какие в ее жизни грядут перемены.
— Это рекомендательное письмо.
— А-а-а, — разочарованно протянула Клер. — И кто кого куда рекомендует?
— Лорд Кавендиш тебя благодаря моему содействию. С этим письмом ты поступишь в частную школу в Швейцарии.
— Ты отправляешь меня в Швейцарию? — тупо переспросила Клер. Все остальное как-то померкло в ее сознании. — В школу, где учат бальным танцам, кулинарии и составлению букетов? Ты это серьезно?
Уоррен кивнул.
— Серьезнее не бывает! Это ради твоего же блага, Клер. К тому же ты не совсем права. Там учат также и естественным наукам, и математике. Через три года тебе предстоит бал дебютанток, ты будешь вальсировать в Букингемском дворце...
— Не поеду! — взвизгнула Клер, упрямо выпятив подбородок. — Каменный век какой-то! Предстать при дворе! Еще скажи — составить хорошую партию! Если хочешь знать, я вообще не хочу выходить замуж!
— Ты еще сама не знаешь, что ты хочешь, — устало отмахнулся Уоррен.
— Пусть так, все равно не поеду! Тебе не удастся засунуть меня в какую-то заграничную дыру! — уперлась Клер, которая нигде не была, кроме Парижа и Вены.
— Нет, поедешь! — начал злиться Уоррен. — Иначе я лишу тебя всех денег до пенни.
— Да пожалуйста, для этого существуют банки, — отмахнулась Клер.
— Как же! — усмехнулся Уоррен. — Так тебя там и ждут! Банк — это не благотворительная организация. Под залог чего ты возьмешь деньги?
— А разве у меня нет акций? — наивно спросила Клер.
— Разумеется, есть. Ты же присутствовала на оглашении завещания и отлично знаешь, что тебе принадлежат двадцать пять процентов акций «Макгрифи компани». Но тебе так же хорошо известно, что ты не можешь их ни продавать, ни участвовать ими в голосовании на свое усмотрение, пока тебе не исполнится двадцать пят лет. И знаешь, я рад, что отец хоть раз в жизни внял голосу разума, когда речь зашла о тебе.
Клер надулась, понимая, что Уоррен кругом прав. Ей, конечно, было обидно, что до двадцати пяти лет ее лишили права сидеть среди членов правления и принимать решения наравне с другими держателями акций, но еще больше ей не хотелось уезжать так далеко от дома.
— Но разве нельзя устроить меня где-нибудь в Лондоне, чтобы я смогла прилетать сюда на уикэнды? — Клер состроила ангельские глазки. Похлопала ресницами.
Все таяли, когда она так делала. Уоррен был единственный, на кого ее чары не действовали.
— Нет, — отрезал он. — Я уже сделал свой выбор. И хватит об этом. Достаточно, что ты будешь проводить в поместье каникулы. Так будет лучше, поверь мне, детка, — смягчился брат, заметив, как ее глаза наполняются слезами. — Пойми, у меня столько дел со вступлением в наследство. А тут еще ты создаешь проблемы.
Клер почувствовала, что ведет себя как испорченная дрянь. Ей стало стыдно, она молча вышла из кабинета и принялась готовиться к отъезду.
Она думала, что возненавидит Швейцарию, но уже через неделю поняла, что здесь ей нравится ничуть не меньше, чем дома. Здесь тоже царили девственный простор и покой. Окна комнаты, которую Клер делила с Мадлен Глочестер, единственной дочерью овдовевшей графини Бомонд, выходили на высокие горы, вершины которых утопали в искрящихся белых шапках. Внизу зеленели альпийские склоны, пестреющие эдельвейсами, паслись козы с колокольчиками, а воздух был чистым и прозрачным. Пришлась по вкусу Клер и здешняя кухня — плотный черный хлеб, рыбный суп. Блюдо из яиц с сыром и горячий глинтвейн после воскресной прогулки. Она никогда не страдала отсутствием аппетита, как некоторые рафинированные барышни, следящие за фигурой. Ее лишние калории сжигались сами собой.
Преподавание в школе велось на французском, но изучался также итальянский и еще язык по выбору. Учениц было не более тридцати, все из очень богатых семей. По утрам девушки занимались музыкой, языками, танцами и учились хорошим манерам, после обеда начинались общеобразовательные предметы. Без всякого желания, но старательно Клер осваивала искусство вальсировать, училась премудрости, кому нужно только кивнуть при встрече, а кому подать руку и улыбнуться. Подписывая вымышленные счета за остановку в отелях, придирчиво просматривая статьи расходов, Клер воспринимала это как игру и относилась как к игре. Единственное, к чему она пристрастилась с искренней радостью, — были уроки катания на горных лыжах. Очень скоро Клер стала своей на альпийских склонах, где снег лежал круглый год. Она носилась по трассам с неистовой страстью, не обращая внимания на запретные знаки и опасные зоны. Полет и вдохновение — вот что она испытывала! Жаль, озорная темноволосая красавица Мадлен, с которой они стали закадычными подружками, не разделяла ее увлечения. Мадлен больше нравилось кружить деревенским парням головы, стреляя фиалковыми глазами, нарядившись в лыжный костюм из новой коллекции «Мармот» или «Килли».
В конце первого года в отчете, посланном брату Клер, говорилось: «По всем предметам отличные оценки, легко усваивает материал, несомненные успехи в иностранных языках. Общительная, жизнерадостная, умеет располагать к себе людей. Поведение удовлетворительное». За это Уоррен удвоил ей пособие, но навестить Клер ни разу не выбрался. Даже на ежегодных собраниях вместо него присутствовало «уполномоченное лицо». Ни разу их пути не пересеклись и в Шотландии, куда Клер отправлялась на каникулы, прихватив с собой Мадлен. У подруги тоже было все, кроме внимания матери, порхающей в высшем обществе от одной связи к другой. И хотя воспитанницы элитной школы обрели некий лоск, под ним по-прежнему скрывались строптивые, острые на язычок девчонки, на пару затевавшие немало проказ. Так и текло ее время.
К восемнадцати годам, набрав округлости в нужных местах, Клер сказочно расцвела и, превратившись в рыжеволосую зеленоокую красотку с золотистым альпийским загаром, начала извлекать из этого удовольствия. Она безудержно флиртовала с парнями, кое-что позволяла им. Но в разумных пределах. Она пользовалась успехом, могла выбирать. Правда, почему-то никто надолго не удерживался в ее поклонниках. И не то чтобы она меняла старых на новых, просто все происходило так быстро, что они не успевали стать старыми. Перед самым окончанием школы Мадлен рассталась с девственностью, как с обременительным багажом, но Клер решила не торопиться и дождаться первой настоящей любви. Именно там, в Швейцарских Альпах, она и настигла ее...