- Учтите, ласковое и снисходительное обращение с ними они почитают слабостью, я дал команду, для обуздания и отклонения вредного примера от других, а также для поселения в них страху!...
А они на вас надеялись! "Счастливый, под началом такого генерала работаешь!" - говорили мне.
И в рапорте военному министру барон пишет: "Меры кротости и убеждения на них не действуют, как и вообще на азиатцев, пребывающих в невежестве; дальнейшее снисхождение им послужит весьма опасным примером для всех других, не только переселенцев, но и коренных жителей, и не в одной Армянской области, а и в прочих провинциях, при каждом исполнении требований начальства". И в конце секретного отношения, мысль эта возникла именно во время внушения Фатали: "Все эти распоряжения я покорнейше прошу ваше сиятельство подвергнуть на высочайшее благоусмотрение его императорского величества". Аи да Фатали! "...без послабления и всякой уступчивости!" - изволил найти государь.
- А не поможет, - завершил тогда внушение барон, - что ж!...
- Но им нечем платить! Земли у них каменистые, ничего не родится, а тут повинности почтовые, дача караульных, доставление дров, а лес-то далеко, за пол сотни верст, содержание есаулов, не мне вам рассказывать, какие это грабители.
- откуда вы все это знаете, Фатали?
- и вы не смеете их наказывать!
Первый устный выговор барона Розена молодому переводчику, через которого много можно вызнать в этом диком азиатском народе. Трещинка, трещинка, замазать скорее, чтоб не разрослась, не то - пропасть, "...трогательную восточную поэму, очень вам советую переложить на русский".
И снова в путь в свите барона Розена (но, увы, без Александра Бестужева), как и в прошлый раз, та же дорога, на сей раз длинная, к Анапе, где предстоит обеспечить безопасность движения государя (но встречать будут в Геленджике). Барон на миг задержался на мосту, выезжая из Тифлиса, и, о чем-то подумав, вслух сказал: "Да, Помпеи!" Это был мост, построенный еще Помпеем. И долго потом молчал, глядя на развалины башен, некогда защищавших Тифлис, - разрушены в дни нашествия Ага-Мухаммед-шаха Каджара. Потом Мцхет, древняя столица грузинских царей, и снова барон Розен (предчувствие?!) был угрюм. И неуклюжие телеги, запряженные сильными, но неповоротливыми волами, - с трудом их стаскивали с дороги, чтобы пропустить барона и его многочисленный отряд.
Всю дорогу им попадались беглецы-крепостные. Из каких только губерний! И каких только племен не перевидел Фатали на пути следования!... А потом гавань Суд-жук-Кале. И, выехав оттуда вечером, утром прибыли в гавань крепости Анапа (и вниз, в Геленджик, куда прибудет государь).
Да, тяжелая была работа у Фатали...
А началось в Сухуми: долго говорил казах, низвергая трудно уловимые Фатали слова, вспотел, глаза красные, размахивает руками, рубашку поднял, спину всю в рубцах показывает:
- ...печати и тамги приложил Исыкова рода старинный бий Калбубай Кушияков, Джаппасского рода бий Бикбау Умирбангаев, Бердичева рода Исянгулова отделения старшина Уса Тюляганов, Кызылкуртова рода бий Тука Убар Гирганов...
- Постой, постой! Спросите их, отчего бежали?!
И снова посыпались слова, но Фатали уловил смысл:
- Притеснение им от есаула, не поддержал хан, отказал в помощи оренбургский военный губернатор.
Барон информирован о Букеевском ханстве, восстали там киргизы ("Казахи, казахи мы!"), неспокойно, уже год как бьются, никак не восстановят порядок меж Волгой и Уралом, весь берег Каспия.
- За помощью к султану?! Против нас?! Это кто ж вас надоумил?! - Ведь надо же: с такими-то рожами прошли незамеченными, не остановили их, дырявая у нас Кавказская линия, что за цепь военных караулов?! Через Кубань, Малку, Терек! Везде ведь кордоны! Так-то обеспечивается безопасность сообщений с Закавказьем?! Как шли-то? Разве дознаешься?
А у башкиров из Татарии иные беды.
- Объясните им, Фатали, что слухи эти ложны и нелепы, никто магометан в христианскую веру обращать не намерен! - У одного уже есть на лице знаки, наказан, у другого чересполосица на спине от свежих ран. Шпицрутенами через сто солдат? кнутом? плетьми? а потом на земляные работы, очищать горные завалы, дороги к аулам? и чтоб там их - горские пули?!
И ему, Фатали, в лицо бросали, но чаще - в спину: "У!... Предатель!" И в Сухуми то же: уста просят - "помоги!", а в глазах - презренье, форму гяурскую надел!
А вот те, которые им в Анапе попадались, свои же, русские крестьяне, что ж они? Бегут на Кавказскую линию, возмечтали - по ложным слухам - о вольности. А слухи будоражат воображение крепостных, множась в кабаках и на базарах. Читал, читал барон Розен, присылали знакомиться и ему, свод мнений насчет внутреннего состояния России, мол, слухи - одно, а процветающее состояние - иное, составленное III Отделением собственной его императорского величества (все слова с большой буквы) канцелярии.
Так было всегда: при каждом новом царствовании, при каждом важном событии в делах государства пробегает в народе весть о предстоящих переменах, а чаще - возбуждается мысль о свободе. Ждут, а ее нет и нет, и начинаются: ропот, пожары, неудовольствия (?!) крепостных, студентов, беспоместных дворян из чиновников, - которые, да-да, а как же? будучи воспалены честолюбивыми идеями и не имея ничего терять, рады всякому расстройству, - писак всевозможных, газетчиков и журналистов, тьфу!...
победили шаха - жди свободы!
турку прогнали - перемены случатся!
Алексей Андреевич Аракчеев (б, в, г...) богу душу отдал - амнистию жди!
а ожил, сказывают, великий князь Константин Павлович, из мертвых воскрес - быть чему-то непременно!
бракосочетание княжны Марии Николаевны, ну да, барышня уже, - снова вести о свободе!
как? неужто его высочество наследник женится на дочери - кого бы вы думали?! - вчерашнего врага! турецкого султана! хитрость-то какая! - и на радостях сожгут три губернии!
и насчет евреев тоже, всему виной: по наговору поляков действуют - в отмщение за рекрутскую повинность!
А отчего пожары? А от умышленного зажигательства помещиков для разорения своих крестьян, которые назначены быть вольными или отданными в приданое ее императорскому высочеству великой княгине!
Царь (государь, император и т. д.), дескать, хочет дать свободу, а чиновники противятся.
И пророчества, и толки: объявление свободы, - это мнение здравомыслящих, - может от внезапности произвести беспорядки, не привычны и не приучены, как ею пользоваться?! благоразумная постепенность и постепенное благоразумие, господа: коль скоро крепостное состояние есть пороховой погреб под государством, действовать осторожно.
А поток просьб неостановим: кто ж заступится?! "Всеавгустейший монарх, всемилостивейший государь! Первый по боге, отец наш, воззри на невинностраждущих!..." А это - поновей: "Взирая оком домостроителя на обширное государство свое, процветающее под сению благодетельных законов, карая неправды..."
- Что ж вы-то бунтуете?!
- Все чужеязычники в России, чухны, самоеды, мордва-башкирцы, свободны, а одни православные невольники, и всему злу причиной бояре (!!) обманывают царя и клевещут на православный народ!
Фатали понимает, когда горцы или земляки. Или даже грузинские князья и польские возмутители, сосланные на Кавказ. И армяне-переселенцы. Или гурийцы - сколько тревоги было: разогнали пограничную стражу, разграбили казачий пост, разорили таможенный пост, напали на карантин, сожгли два казенных кирпичных завода... Но когда свои же! Что ж они?!
- Да кто ж тебя, дурья башка, допустит до государя?! - Узнали ведь, канальи, что государь на Кавказскую линию поехал!
- Меня никак задерживать нельзя, выданную мне доверенность от мира при сем имею счастие всеподданнейше представить государю!
- А ну что за прошение - взять!
- Сам вручу, сам.
- Выловить всех до единого!
А ночью снится Фатали сон: сам Николай Павлович запросто беседует с ним.
И улыбается император, пристально вглядываясь в Фатали. Надо о чем-то попросить, но о чем? Затем в фаэтон посадил, а фаэтон особенный, вместо коня пушка на колесах движется. Едут они, вот он, рядом с императором, дотронуться может, да опасается.