Фатали - к барону Розену:
- Я бы в этом воззвании...
- Что, Бакиханов здесь?! - Догадался, черт! Это он вас надоумил? Я вашего Бакиханова (и он
"вашего"!) насквозь вижу! Именно так, и ни буквы не менять!
- А он обещал преподнести вам вскорости свою новую книгу, Книгу Наставлений.
- Поймите, - уже мягче, исправил слово, так, пустяк. - Переводите то, что вам велят, Мирза Фатали.
И доверьтесь нашему опыту.
Распустили слух, что и "наш Бакиханов" причастен к возмущениям. Восстание подавили, не желают канальи вступать в мусульманский конный полк, чтоб варшавских бунтовщиков грозным видом устрашать, кровь их - ведь чужие! гяуры! - проливать, если тем смирно не сидится, но на всякий случай, предписывает барон Розен, - командировать в Кубу еще один батальон ген.-фельдм. кн. Варшавского гр. Паскевича-Эриванского, - о боже, как длинно приходится писать! пока выведешь, и войска не поспеют - полка; он же полк Ширванский, о чем барон не упомянул. И еще один батальон в Баку, до окончания военного суда над зачинщиками кубинского восстания, - вычеркнуть! никаких восстаний! - "возмущения".
КАВКАЗСКАЯ ЛОТЕРЕЯ
Государь ехал через море, встречали в Геленджике. От пристани до оврага, разделявшего лагерь, стояла пехота, за оврагом вся артиллерия, выкрасили ее за два дня по случаю торжественной встречи. Потом казаки. И такой ветер, что долго пароходы не могли пристать. Вот он! корабль с императорским штандартом! флаг с изображением четырех (пока) морей: Балтийского, Белого, Каспийского и Черного. Сносило фуражку, и всякий привязывал ее, как мог, чтоб удержать на голове, белые или пестрые платки, ремешки, а кто рукою придерживал или напяливал на уши так, что и носа за козырьком не видать. И много шапок по полю несется, гнались за ними, чтоб поймать, нестроевые сзади фронта.
И вовсе непохож государь на того, с кем Фатали сидел в фаэтоне, слегка разочарован: этот - мельче. А рядом с ним - великий князь, наследник, все с большой буквы.
- Вот, привез к вам сына, полюбите его к служите ему так же верно, как служите мне.
Но наследник поедет морем в Крым, а государь - в Тифлис, в сопровождении барона Розена.
Раздражение нарастало с каждым днем. Этот пестрый строй! порывистый ветер! И вдруг - пожар провиантского магазина! запасной хлебный склад горит! Кто поджег?! да-с, по провиантской части полное Назсо! Зрелище показалось дурным предзнаменованием, в глазах постоянно играл огонь, предчувствие не обмануло: зарево горящего Зимнего дворца в том же тридцать седьмом! Он знал, что это должно случиться!
Усилилось раздражение после пира у мингрельского князя, эта выспренность, то на равную ногу с ним, дескать, и он - государь!! то раболепие, противное духу. И слухи всякие, ни дисциплины, ни порядка, и сроднился барон с князем.
Иногда шел пешком, мерзкая дорога, колеса вязли в грязи до самой оси, и встречи раздражали, и смотром остался недоволен, какая-то гарь в горле, дыму наглотался, непременно быть еще пожару!
К царскому смотру готовились, чтоб как в Петербурге. И там - бурмажор перед полковым оркестром, обшитый галунами. И даже горстка павловцев в высоких медных киверах с красной спинкой, золотых мундирах - все на подбор и курносые, чтоб угодить императору, ибо отец его державный был курносый; и истинно прусская страсть к муштре и мундирам.
Сияющие латы и шлемы кавалергардов и конногвардейцев, а у конногренадеров - высокие меховые шапки, на спине болтаются красные языки; и гусары, и уланы, ну и конечно же как без джигитовки? есть она даже в Санкт-Петербурге, а здесь и тем более: кавказские воины - лезгины, черкесы, хевсуры, одетые как рыцари: серебряные кольчуги, панцири, шлемы серебряные на головах, - несутся, стоя на седле, соскальзывая под брюхо коней; лишь горстка - в пику Шамилю, чтоб знал.
Парадным разводом на Дидубийском поле командовал зять барона Розена, флигель-адъютант князь Дадиани, полковой командир (барон отдал за него дочь Лидию, она теперь баронесса-княгиня), а развод был при стечении народа.
И вдруг государь приказал военному губернатору Тифлиса Брайко сорвать аксельбант с Дадиани. Фатали издали видел движение военного губернатора к князю, но что это?! Дадиани расстегнул воротник - а ведь иначе не снимешь аксельбант, ибо привязывается шнурком изнутри, - и нагнул голову; сосед рядом с Фатали, молодой налоговый агент Фарман-Кули, недавно прибавил себе "бек", увидев оголенную шею и склоненную голову, застонал, вскричал в испуге (поплатится горячкою!), вообразив, что князю отрубят голову.
Губернатор протянул руку - а сколько пировали вместе с князем!! - и сорвал с него аксельбант, толпа замерла, и, как гром над ухом барона, крик государя: "С фельдъегерем в Бобруйскую крепость - и там судить!"
В ушах зазвенело: за что?! полвека в строю! И весь парад стоял как оглушенный. "Все! Крах!" Уже однажды было, в двадцать первом, барона за бунт Семеновского полка сместили с поста начальника гвардейской дивизии, а на его место назначили будущего фельдмаршала Паскевича, кого - вот судьба! - десять лет спустя сменит барон на посту главноуправляющего на Кавказе.
Фатали прижал рукой к груди голову Фарман-Кули (бека), не поймет, что случилось, и не князя жаль, о нем всякие ходили слухи, поделом ему, одну даже жалобу солдата показывали Фатали: заставлял, как собственных крепостных, работать на винокуренном своем заводе, держит свиней и продает их, а солдаты - свинопасы (но один ли князь?!), сделался поставщиком дров, - отчего-то жаль Фатали барона: вот она, царская служба.
После Розена ждали - а вдруг Ермолова снова пришлют? Но пошли-поплыли другие, один нежданнее другого, пока не пришел Воронцов; так всегда на Кавказе: вроде бы двоевластие; и при Ермолове тоже, - еще действует, а уже новый прибыл, Паскевич; и сейчас - барон не ушел пока, а вовсю распоряжается Головин. Дадиани и прочее - лишь повод или козлище, вынесшее наказание за грехи полковых командиров, ибо все как Дадиани, и мрут от холеры солдаты, хоронят порой, как после битвы, десяток в одну братскую могилу, барон не сумел обуздать горские племена, не покорил, не бросил под ноги государя Кавказ; и Шамиль обманул, не явился!
И раздражение, и предчувствия, а тут еще и страх прибавился, когда император возвращался в Петербург: ехал сюда морем, а пожелал по Военно-Грузинской дороге. Сменили ему кучера, нового (? страх, что подкуплен!) дали, наняли подешевле, ибо первый, чтоб довезти до Владикавказа, затребовал сто рублей! но о том государь в неведении; кучер сел на козлы, подъехали к спуску, надобно ж тормозить!! но ментор на козлах с чего-то не позволил остановиться, кони понесли, форейтор сробел, растерялся и повернул коней круто к горной стене. И коляска опрокинулась на самом краю пропасти. Отсюда император ехал уже верхом на казачьей лошади, и страх, и обида, будто все в заговоре, и лошади в дурных телах, а тут еще простудился и получил зубную боль, и на графа Орлова дуется, будто тот виноват в смене кучера (а ведь и он мог в пропасть, сидел рядом), а знаменитый Вельяминов - тоже на коне, отвык скакать, больные ноги, захворал, промаялся с осени до весны (и в апреле скончался).
И государь уже в Петербурге. И думы, будто кто-то шепчет над ухом; смешалось: и парадный развод, и ловчие охоты, устроенные им мингрельским князем, и страх, когда перевернулась коляска, и пожар в Кутаиси.
И как эстафета передается мысль, запечатленная на секретных заключениях главнокомандующих, - главноуправляющих - наместников, князь барон - граф..., - как же можно лишать туземную знать прав?! Упускать из виду важность посредства знати между нами и туземной чернью?! Грубые понятия ее, привыкшей смотреть на вещи только наглядно, могут быть руководимы не иначе как сильным и ближайшим влиянием своего высшего сословия! А при власти подчиненной нам местной знати мы не будем ведать забот! Правительству легче привязать к себе несколько частных лиц (боже мой, сколько тут способов: и звонкие чины, и сверкающие побрякушки, и предоставление неограниченной власти с непременным подчинением, правда, нам), и тогда они выжмут из своих народов все соки. К тому же всем им, дабы приручить и к порядку призвать, - высокие чины с прикомандированием к казачьим полкам. Ведь как исправно служит, готовый сверкать шашками, наш конномусульманский полк в Варшаве! Славно порубал мятежников! А команды мусульман в собственном императорского величества конвое?! А особые отряды противу горцев? А для кордонной стражи?... И, пользуясь влиянием местной знати, собственных вождей, действовать по всем видам на народы, нежели непосредственно управлять самою чернью, которая без того представляет всегда много затруднений по ограниченности понятий и дикости нравов.