- Да, а где же хранятся наряды жен? - вспомнил Юсиф про жену.
Хранитель сундуков провел к сундукам: какие кашемировые шали, шелка, платья из дорогой парчи! И очень маленькие сундуки - диадемы из самоцветов, бриллиантовые серьги, дорогие кольца, ожерелья жемчугов. И он выбрал для жены и трех своих дочерей платья, шали, диадемы, кольца, ожерелья. Сыновьям послать было нечего.
- Отвезите жене и скажите, чтоб обо мне не беспокоились!
- Она могла бы переселиться сюда, мой шах!
Юсиф почему-то вспомнил Сальми-хатун.
- Нет-нет, не надо!
В золотых подсвечниках горели свечи, накрыт стол. Юсиф отломил лишь ножку фазана, а до иного и не дотронулся: и осетрина, и икра, и гора плова, и шайтан знает какие хитрые яства!
- Это тоже ко мне домой!
Подали кофе, потом кальян. "Да, хороша шахская доля!" Клонило ко сну. Приказал начальнику охраны расставить стражу в том же порядке, как это было раньше, пошел в свою опочивальню.
Но прежде спросил:
- А как Сальми-хатун? - Мол, не забыли накормить?
- Сыта! И довольна! - ответил Мюбарек.
Всю ночь ворочался в постели. "А ведь Сальми-хатун рядом!" - шепнул, это уж точно, дьявол. Но ему было невдомек, что Юсифа одолевают иные думы: "Если это сон, то лучше не спать, если явь, то что он будет делать завтра?" "А ведь..." - снова шепчет дьявол. "Брысь!" - и перевернул подушку.
А утром чуть свет ему объявили о приезде послов из Москвы, от царя Федора Иоанновича. О Москве Юсиф слышал, а о царе понятия не имел (ибо не посетил Стамбул и не познакомился с презренным Вельским). Соскочил с трона, главный евнух аж отпрянул от неожиданности, приоткрыл дверь и увидел чужестранцев. И те по короне догадались и были изумлены. "Приму после полудня!" - сказал шах через главного евнуха, а те, это были князь Борятинский, дворянин Чичерин и дьяк Тюхин, оскорбились и, выразив шаху через толмача неудовольствие ("И ты думаешь, - это Кайтмазов, - я пропущу?! Чтоб только что прибывший наместник Барятинский..." - "Но у меня не "Ба", а "Бо"!), покинули дворец. Каким-то неутраченным восточным чутьем толмач-татарин уловил, что это именно евнух вел с ним переговоры; но промолчал, дабы не сердить князя Бо- ("Пиши, пиши!...) рятинского.
Вскоре во дворец прискакал Ази-Хосров и. подавляя в душе страх перед троном, мягко упрекнул Юсиф-шаха, что с послами из Москвы так обращаться нельзя, и рассказал о своих переговорах с русским падишахом.
- Твой падишах и твой Шах-Аббас кровопийцы! - заметил растерянному Ази-Хосрову шах. - И затевали вы подлое дело, и ты, и твой шах, и царь московский!
Но они гости!
- Гостей приму, вернее, гостя! - И Юсиф велел позвать того, кто одет проще, это был дьяк Тюхин, и толмача.
"Новое оскорбление!" - хотел возразить Ази-Хосров, но сдержался; Ази-Хосров знал, что князь и дьяк - это глаза да уши, чтоб друг за другом шпионить, вследствие их взаимной зависти и соперничества; а их разлучили!!
Юсиф говорил с толмачом и по-арабски, и на фарси, и на их татарском, и по-тюркски, и по-турецки; увлекся - как успевал перевести толмач Тюхину? языковыми сходствами и расхождениями, Ази-Хосров злился, а Юсиф все видит. Толмач порой забывал, что перед ним шах, а дьяк Тюхин был восхищен образованностью и богатырским сложением Шах-Аббаса. "Шах-Юсиф!" - поправил его толмач и стал что-то говорить на их языке быстро-быстро, от чего лицо Тюхина то краснело, то бледнело: "Ну и дела! Отрекся добровольно! В пользу седельника! Такого сроду еще не было, а у них немыслимо Даже!"
А князь, кому доверяли и царь, и Годунов, вскоре от., возможно, и помер в Персии, а Чичерин... "Помилуйте, вы же дворянин! Как могли поверить бредням дьяка?!" А толмачу определили вывих ума и со службы прогнали.)
От даров Юсиф-шах хотел было отказаться, да раздумал, чтоб гостей не обижать, взял меха, вспомнив почему-то Сальми-хатун. Тюхин вдруг перестал улыбаться и сказал о целях посольства. При этом дьяк слово в слово изложил грамоту, присланную царем; она хранилась у князя и только ему велено было вручить лично шаху:
- Шахиншаху великому, - вовремя заменил Аббаса на Юсифа, - между бусурманскими государями ты падишах! Федора Иоанновича, божиею милостью единого правого господаря всея России, отчич и дедич и иным многим землям от севера и до востока государь, - в грамоте по понятным причинам не были названы эти иные земли, приписанные к титулу Федора Иоанновича: "государя земли Иверской, Грузинских царей и Кабардинской земли, Черкесских и горских князей", да и вообще полный титул, дабы не затемнять смысл послания (Великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, а также Лифляндский, Кондинский и всея Сибирския земли, и иных многих Государств Государь и Обладатель - с многоточием для приращения), - величеству твоему слово наше таково: наши гости из наших земель в твои земли ездят, нашим и вашим людям от этого большие выгоды есть. Но гости наши били нам челом - в твоих землях великие насилия терпят. В Ардебиле и Реште, а также в Тавризе и других твоих городах, оценив их товары, возьмут, а потом отдадут половину. Если между нашими гостями, живущими по пяти и по шести человек вместе, при одном хозяйстве, в одном котле, - толмач перевел как "в одном казане", - один разболится, еще при жизни отсылают от него товарищей, товар печатают, и когда больной умирает, то товар отбирают; а теперь при тебе недавно начались насилия.
И еще говорил дьяк, что с оружия пошлину берут.
- Но они, - не сдержался Ази-Хосров, понимая, что чин у него повыше, тот - дьяк, а он в ранге посла, - как выйдут из таможни, я этим занимался, мой шах, продают оружие!
Шах велел передать толмачу, что немедленно издаст фирман, чтоб строго наказали ардебильского, рештского и других ханов.
- Вы мне составьте такой фирман, Ази-Хосров! - Шах, - шепнул ему на ухо Ази-Хосров, - надо и нам свои упреки высказать! задета честь трона!
Напишешь, как они, в грамоте пошлем! - Надоело пустяшными делами заниматься! страна ждет его новых указов! И, поручив посланников Ази-Хосрову, "ты будешь моим министром иностранных дел!", он простился с толмачом и дьяком.
КОЛЕСО ФОРТУНЫ
Да, да, и прежде всего очистить государство от всякой нечисти: титулованных глупцов, бездельников и взяточников! Сломать иерархическую систему чиновников, примазавшихся к трону краснобаев молл и иных проповедников, продавших совесть и погрязших в лицемерии и лжи! Полдня ушло на послов, а он задумал в первый день своего царствования столько дел!...
Никак не уснет и вторую ночь: с чего начать? Ну вот, ты мечтал: "Если бы я был шахом!" Вот ты и шах!
Не спит и Фатали: что бы я сделал?! Царь отказался и вызвал тебя: "Возьми вожжи, вот тебе конь, вот тебе седло, а вот моя плеть!" Разложил перед собой лист, расчертил его, кружочки - должности, соединения - связи, с чего начать?!
Ну да, Фатали изучал - всю жизнь изучал! - как, вспыхнув, погасла французская революция. Манифест о правах человека (?!). Все люди свободны и равны (в те-то времена!). Имеют право сопротивляться произвольному притеснению (?!). И что закон выше государя! И насчет "выборных от нации", что-то вроде Учредительного собрания.
Как будто слуга недавно внес свечи, а уже в который раз Фатали ножницами снимает нагар, чистит и чистит. Как с мечетью? Деньги? Суд? Но кто отречется добровольно от своих преимуществ?!
Сначала как бы он сам, Фатали, а потом как если бы Юсиф, который в одной из лож гарема никак не уснет, - поди объясни жене, что думает о том, как править государством! а рядом, в ложе другой, тоже одна, не спит Сальми-хатун, а ведь все ложи пусты, и можно каждую ночь!.. о боже, как погасить? ("Вот это и развивай!" - ему Кайтмазов отчего-то по-русски, насмотрелся всяких любовных водевилей).
А страна затаилась: что ей готовит новый шах?
Слышал Фатали, книга есть, ему как-то итальянский трагик Фанфани рассказывал (который открыл магазин модных шляп, когда перестала существовать оперно-балетная труппа, ибо Крымская война, траур на полгода по случаю кончины императора Николая), о государе, как править. Но где ее достать? Он-то как-нибудь приобретет, а вот Юсиф, где и как он купит? Почти во времена Юсифа, правда, жил этот великий философ (Макиавелли?). Уж вряд ли Юсиф знал итальянский, хотя случается, и сын служанки, плебей вчерашний, а как вознесется!., или латынь, - можно было бы завести Юсифа во Флоренцию или Рим, где впервые были изданы эти труды о том, как править; да и в Лондоне мог бы прочесть, если б знал английский. Узнал Фатали в беседе с турецким консулом, выполняя задание Никитича, чтоб приблизить его "к нашим", что есть перевод и на турецкий, "да, да, точно помню, в руках держал, "Государь" Макиавелли, достопочтенной памяти султан Мустафа Третий перевел, постараюсь достать для вас". А ведь достал! Увы, увы, зря б привел Фатали Юсифа в Стамбул - через сто лет после правления лжешаха родится султан, ох и тщеславен был - для него сочиненье это будто зеркало в золотой оправе, глядится и глядится в него, чтоб следовать заветам мудрейшего Макиавелли: о фортуне, которую надо познать, и о флирте, которым можно ублажить эту самую капризную фортуну, эти эф.