- Ты не желаешь со мной разговаривать?
Тень отрицательно покачала головой.
- В чем же тогда дело? Быть может, ты не можешь говорить?
Тень кивнула.
- Сакура, - слова старика прошли мимо Ассасина. Они предназначались тому, кто был дальше, тому, кто стоял позади черной мантии, - Принеси что-нибудь, на чем можно было бы писать.
- Сию минуту, дедушка.
Сзади послышались удаляющиеся шаги. Дверь заперли, а вместе с ней исчез и единственный источник света. Ассасина не смущала полная тьма. Для него она была роднее дома. Но в этих червях он распознавал для себя опасность. И если бы он угодил к ним, кто знает, к какому бы результату его это привело. У него не было Мастера, чтобы он мог спокойно рассеять свою материальную форму.
Мато Зокен блаженно вздыхал, то открывая, то закрывая рот, в который то и дело залезали черви.
Наверху послышался чей-то крик. Мальчик лет семнадцати. Он кричал. Буйствовал. Но недолго. Потом он ушел. Дверь, наконец, открылась вновь, и в зал спустилась девушка, держа в одной руке альбом, а в другой ручку.
- Я надеюсь, ты умеешь писать, героический дух? - указывая на альбом, произнес старик.
Паук взял левой рукой ручку и что-то ей начертил.
- Хасан Ибн Саббах? - прочел на листе старик, - Вечная жизнь и память. Хм. Хасан, думаю, наши с тобою цели похожи.
Конец интерлюдии
Шесть утра. Эмия Широ бодро открыл глаза, готовый к новым свершениям. Утро было ясным и солнечным и наполняло тело новыми силами. Однако стоило ему только порадоваться дню, приподняться и потянуться, как в груди что-то резко защипало.
- Ай...
Он обратил внимание на грудь. Из-за его растяжки корка сухой крови треснула и из ранки пошла свежая.
- Арх. Ну что, теперь довольна? - спросил он кого-то в комнате, в которой никого кроме него больше не было. Ответа не последовало. - Ладно. Надеюсь, это того стоило, - буркнул он в раздражении и начал одеваться.
- С верней частью не торопись.
- А?
- Будешь тренироваться в таком виде.
- Что это еще за форма тренировки? Чувство стыда мне притуплять незачем.
- ...
- Ладно, ладно, хорошо, - он тяжело вздохнул.
Широ мрачно надел штаны и накинул на ноги обувь. А ведь утро так хорошо начиналось. Он вышел через веранду во двор и направился в додзе.
- Не туда, - раздался позади него голос, загоняющий душу в пятки. А поскольку торсу было прохладно, то в более-менее теплых кедах душе было даже как-то уютнее.
Во дворе, в самом его центре, Лансер привычно держала на своем плече дубину-копье.
- Хотя бы за шинаями, - моля промолвил он, не желая оставаться на улице.
- Создашь своей магией, если так сильно хочешь деревянную подделку, - остановил его холодный голос. - Но для практики лучше используй настоящий меч и попытайся меня им ранить.
- Ладно, как будет тебе угодно, - Широ пару раз подпрыгнул на месте, разминаясь, подобно боксеру, развернулся, и зачитал строфу единственного известного ему заклинания, - Trace o...
Внезапно, перед его глазами потемнело все окружение. Нет, солнце, вроде, оставалось на месте. Небо также не было настолько облачным, чтобы облака стали собой заслонять солнечный свет. Просто... его голова была в тени гигантской дубины, которая не слишком медленно, но верно приближалась откуда-то сверху. Его глаза широко раскрылись, и в голове проскочила мыслишка, что сейчас он станет в несколько раз стройнее.
Копье близилось, и оно не собиралось останавливаться и разбило бы ему голову в самом прямом смысле. Однако надвигались оно на такой скорости, что, постаравшись, он бы смог отскочить от него. Он пригнулся к правому колену, входя в полуприсед, и, через бок, кувырком проделал по земле два круга, выходя из радиуса поражения копья.
Стоило ему вернуть равновесие и навострить уши, как ему стало ясно, что никакого удара по земле не произошло... а из этого следовало, что... дубина остановилось где-то в полуметре от земли. Лансер крутанула рукоять оружия, и все шипы на копье, словно бы металлические колбы с радиоактивными веществами в неком механизме, закрутились по часовой стрелке в ствол, делая поверхность оружия равномерно гладкой.
Не останавливаясь, она изменила траекторию движения копья с вертикального, сверху вниз, на горизонтальное, справа налево, в сторону своего Мастера, и уже на более высокой скорости.
И хотя шипов на оружии более не было, а на ее Мастера надвигался не усыпанный шипами еж, а простая дубина, ее скорость была слишком велика, чтобы он смог успеть выбраться из положения полуприседа.
"Придется принять удар этой дубины. Только это не пройдет для меня бесследно. В лучшем случае, меня ожидает мгновенная отключка и потеря сознания. В худшем - сотрясение мозга с последующим вытеканием этого серого вещества во двор. ОНА ЧТО, УБИТЬ МЕНЯ ПЫТАЕТСЯ?!"
Он прильнул грудью к земле, шлепнувшись лицом только для того, чтобы удар прошел мимо, и для того, чтобы он мог остаться целым... Однако это его не выручило.
- Манипулирование противником - делает жертву наиболее уязвимой целью для нападающего. Не следуй тем движениям, которых от тебя пытается добиться враг, иначе он загонит тебя как крысу.
Поперек спины Широ, боковой стороной с грохотом бухнулось копье, заставив его издать неприятный звук, похожий на предсмертный стон, и принудив вытянуть во все стороны конечности. Лансер подняла копье. Треть спины Широ покрывала огромная сине-красная полоса. У мальчика закатились зрачки, и он уже готов был предаться сну прямо на песке, однако Лансер не закончила свою тренировку. Она подошла, и, пнув лежащего Мастера, подбросила его на метр выше. Удар с разворота. Нет, не ногой. А ее убийственно-тяжелым оружием, которым только баранам прошибать головы через рога.
Метр, два, три... шесть. Широ находился в полете до тех, пока не встретился с каменной оградой вокруг дома.
- Оххх... Спасибо, хоть стену мной не проломила, оох...
Он отслоился от ограды и бессильно упал на спину, смотря в небо. И на лицо Лансер, потому как она уже стояла совсем рядом. Несмотря на ее пустой взгляд, она по-настоящему красива. Почему-то холод ее глаз гармонично сочетается с голубым небом и завыванием ветра. Этот образ вызвал в нем отголосок чего-то прекрасного, пусть и холодного, но, в то же время, величественного и бессмертного, накрепко зарывавшегося в глубокие участки его памяти. Цветок, навеки заключенный в кубе льда, также по-своему прекрасен несмотря на то, что он ни жив, ни мертв.