Хмыкнула, склоняя голову набок. Томный, дразнящий, резкий голос милой Дотти наполнял зал, одурманивая и завлекая глупцов и простофиль, жаждущих развлечения дурачков. Она скользила у самого края, маня и убивая наповал. И никто, никто из восторженных зрителей не замечал, как по особому зло блестят её звериные, чУдные глаза. Как хищно скалятся ровные, острые зубы, прятавшиеся за алыми, пухлыми губами. Изгибающиеся в предвкушающей, опасной улыбке.
Преисполненной ожидания такой же лёгкой добычи.
Неторопливо затянувшись в последний раз, я затушила сигарету в пепельнице и так же медленно одёрнула рукава любимой, форменной блузки. Кипенно-белой, со строгим, накрахмаленным воротничком. Так удачно скрывающим алеющие метки на коже. Всё, что осталось на память о безумной встрече.
Всё, что напоминало мне о Нём на протяжении последних семи дней.
- Всё нормально? – Корги бросил на меня полный скрытого сочувствия взгляд. Ловко разливая горькую текилу по бокалам для двух степенных, пожилых дам.
Пожиравших мускулистого бармена далеко не светскими, жадными взглядами.
- Да, - заправив за ухо прядь волос, я ловко подкинула шейкер. И тут же заучено улыбнулась новому клиенту, задавая уже привычный вопрос. – Чего желаете?
- Виски. С содовой. И без вашего этого льда, - брезгливо сморщился молодой, холёный паренёк, вальяжно навалившись на стойку. Смерив меня оценивающим взглядом, небрежно бросил: – Девочка не желает познакомиться поближе?
- Нет, - это слово, прозвучавшее из чужих уст, ударило в грудь до вспышки фантомной боли. Сдержанно улыбнувшись, я небрежным жестом ткнула на табличку, висевшую у меня за спиной. – Правила бара запрещают путаться с неизвестными. Ваш заказ.
- Ну и зря…
- А мне похер, - ещё раз улыбнувшись, я тут же переместилась, принимая новый заказ. Затем ещё один и ещё. Мимо нас мелькали мужчины и женщины, бедные и несчастные девочки, и богатые, золотые мальчики. Пары и одиночки, влюблённые и не очень.
Жаждущие только одного. Запретного, тёмного удовольствия. Исполнения самых страшных, самых сокровенных желаний. Какими бы они не были.
Праздник набирал обороты, стягивая тугой узел из эмоций и чувств. Питая моё истекающее болью и одиночество сердце чужими страданиями и эйфорией. Заливая нывшие душевные раны хмельной страстью и горькой похотью. Предлагая мне повод и причину просыпаться по утрам, вставать по вечерам и проживать день за днём, снова и снова. Заново научившись дышать и говорить, заново становясь самой собой. Той самой циничной, прожжённой стервой Джо.
Барменом из «Фатума», лучшим сотрудникам месяца, года и последних трёх лет.
Который не имел никакого, дьявол его побери, отношения к той маленькой, наивной девочке Джоанне. Мечтательной, влюблённой дурёхе, снова и снова подставляющей себя под острый нож реальности. Забывающей о том, как больно потом собирать себя вновь, по осколкам, по маленьким, хрупким кусочкам.
Крепко зажмурившись, я упрямо тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. И всё же сосредоточилась на том, что помогало забыться. На своей самой искренней, самой взаимной страсти. Алкоголь, коктейли, бар.
«Фатум» любил своих демонов. А мы, демоны «Фатума», любили его в ответ.
Мерно тикал внутренний метроном, отмеряя время, оставшееся до конца смены. Похожей на сотни таких же ночей до неё и всё же, самую малость, другой. Здесь веселье и смех, похоть и азарт лились рекой. Наслаждение и вседозволенность заключались в рамки, выходя за них. Дотти пела и пела, выводя любимые хиты, разжигая, разливая жидкий огонь по телу. Согревая, сжигая изнутри. Официанты скользили меж столиков, сверкая белозубыми улыбками, уверенно, точно и в срок, выполняя каждый заказ. Девочки-танцовщицы тихо хихикали, кокетничая напропалую и ведя охоту на незадачливых зевак. И только одна из них, новенькая, Эббигейл Фокс стояла в стороне, скованно улыбаясь, зажимаясь от прикосновений чужих.
Она попала сюда в тот самый злополучный вечер. Попала, чтобы попытаться исправить свою судьбу. Вызывая понимающие смешки у коллег и старожилов бара в ответ на заявление, что она здесь не насовсем.
Милая, наивная Эбби. Она ещё не знала, что «Фатум» пропитывает тебя насквозь, раз и навсегда. Он как медленный яд проникает в кровь, отравляя собой. И тот, кто однажды шагнул в эти двери, не сможет больше отсюда сбежать. А после – и не захочет, откровенно наслаждаясь происходящим здесь так же, как наслаждается каждый из нас.