— Я думаю, может этот язык и наше положение в туннели связаны между собой. Может это два разных выхода. Если мы спускались все время по телу змеи, то и выход должен быть по ней через рот, по языку. — Леонид Васильевич провел рукой по голове змейки. — Направо и налево.
— Хм-м-м, — улыбнулся Миха. — Тогда по такой логике мы еще только во рту у этой змеи. — А язык за ним.
— Не придирайся к словам. Язык он и во рту и за его приделами. Двойственность, как и раздвоение языка, — Леонид Васильевич разглядывал змейку и дорогу от нее. — А вы знаете, что язык у змеи — это самый важный орган чувств.
— И? — подгонял его парень.
— Если искомый ее предмет слева, то левая часть языка чувствует его запах, и змея ползет туда. Если же он справа, то змея соответственно ползет на право.
— Полковник, давай ближе к делу, — не выдержал Миха. — Если есть какие соображения, то излагай. Не тяни.
— Что нужно, что бы змея ползла вперед? — Продолжил Леонид Васильевич.
— Что бы цель ее поисков была перед ней, — ответила Анна.
— Правильно. Если смотреть на картину, то цель змеи, то есть нашего с вами пути, лежит по ходу ее головы. Значит, змея в любом случае ползет прямо. Следовательно, — Леонид Васильевич посмотрел на внимательно слушающих его людей. — Раздвоение языка змеи, я думаю, не является, показателем раздвоения пути, — полковник замолчал, показывая, своим видом, что его мысль закончена.
— Это все? — Миха раздражено посмотрел на полковника. — Ты сейчас так долго говорил только для того что бы сделать заключение о единственной дороге? Хотя начал с ее возможного раздвоения?
Полковник кивнул.
— Вы в ментовке все такие умные и так долго размышляете по каждому поводу? — на всякий случай уточнил парень.
— Подожди, — перебила Миху Анна. — Смысл есть. Как ты там сказал? — обратилась она к полковнику. — Раздвоение и внутри и снаружи. Но если с наружи дорога одна, то раздвоение внутри, то есть двойной язык идет в одном направлении.
— Точно, — подтвердил полковник.
— Нам надо искать другой выход? — Подключился к разговору Бес.
— Может быть, — согласилась Анна. — Но изо рта не может быть два выхода.
— Почему же, — ухмыльнулся Миха. — Как раз два выхода. Спереди и сзади.
— Задний проход, — улыбнулся полковник. — Нам не подходит. Мы через него прошли. К тому же он завален.
— Подождите, — вновь перебила их девушка. — Язык орган чувств, который чувствует. У человека — руки. Две. — Анна чувствовала, что готова вот-вот понять смысл головоломки. — Мы должны что-то почувствовать двумя руками, или с двух сторон. Что-то. Что?
Леонид Васильевич завертел головой, озираясь по сторонам. Его взгляд задержался на черном провале, в который он чуть было не угодил, затем скользнул к опущенному факелу.
— Налево пойдешь — коня потеряешь. Направо пойдешь, — он посмотрел на компанию. — Сам умрешь. А прямо пойдешь — в тупик упрешься.
— Полковник, — обратился к нему Миха. — У тебя случаем жар нет? А то, вон, бредить начал.
— Да нет. В порядке я. Мыслишка одна есть, — и полковник направился к факелу, находящемуся напротив уже опущенного им. — Две руки — два ключа. По одиночке — смерть, а вместе — выход, — помолчал и с уверенностью добавил. — Я думаю так.
— Точно бредит, — тоже утвердился в своем мнение Миха.
Леонид Васильевич без долгих раздумий опустил вниз второй факел на противоположной стене. Тот поддался. Огонек погас. Раздался щелчок. И Леонид Васильевич, представляя, как под ногами исчезает опора, в ужасе отскочил к картине. Но ничего не произошло. Пол не опрокинулся, но и картина никуда не делась.
— Ну что? Идеи иссякли? — поинтересовался гопник. — У тебя все-таки ярко выраженная форма склонности к суициду, мент. Ты хоть предупреждай заранее, прежде чем собираешься что-нибудь дернуть, мы отходить подальше будем.
— Да иди ты, — огрызнулся полковник. — Что-то же произошло. Где-то что-то щелкнуло.
— Ага, — согласился Миха. — В голове у тебя что-то щелкнуло и никак обратно не отщелкнется.
И тут щелкнуло у всех в головах. Да к тому же и пол подпрыгнул на месте.
— Это что за херня? — Миха схватился за ближайшую стену.
Из дальнего конца коридора, откуда они пришли, раздался грохот, а за тем сильно подуло затхлым воздухом.
— Мент, ты что сделал? — не унимался Миха. — А?
— Не знаю, — полковник сам держался за какую-то арку.
Весь ярус трясло. Стены и потолок ходили ходуном, а пол ожил. Взбитый невероятной вибрацией песок, завился по полу, то образуя, то размыкая создаваемые им фигуры и волны. Ветер усилился, и трепещущие под его напором огоньки факелов начали гаснуть. Один за другим. Факелы тухли, оставляя людей в кромешной темноте. Гул и тряска не прекращались. Анна пронзительно завизжала, что-то замычал Моня. Бес, стоя на четвереньках, пытался не упасть в пляшущий песок. Включить фонари в сложившейся ситуации не догадался, да и не смог бы никто. Грохот, ветер, темнота. И вдруг тишина. Все так же резко прекратилось, как и началось. А затем. Когда круги перед глазами исчезли, компания увидела свой выход.