— Сухаревская? — повторил Егор. — Да она.
— Так вот, слушай Егор. Мы были там тоже. И в поезде. И на самой станции. Там не было теракта. Все что угодно, но не теракт.
— Это с чего вы решили?
Игорь указал головой на Виктора и Машу.
— Они были на станции, а я в поезде в тот момент. Ничего предварительно не взрывалось. Машинист просто не смог затормозить. Вот и все.
— Они мне бомбу всучили, — настаивал Егор. — Она и взорвалась.
— Да не было, тебе говорят, — с нажимом сказал Игорь. — Может быть тебе это приснилось, привиделось?
— Такое не может присниться. Я все помню, каждую деталь. Каждую секунду.
— Ох! — слегка улыбнулся Игорь. — Удивил. Каждую секунду он помнит. Мне вот, к примеру, такие сны снятся, будто фильм посмотрел. Да какой там посмотрел? Поучаствовал. То выжженная коричневая пустыня, то марсиане. Они, — парень указал на другого парня и девушку. — Так вообще за мгновенье до катастрофы ее увидели и тоже во всех красках и мельчайших подробностях. Так что не теракт это.
На словах о выжженной коричневой пустыне Егор испытал чувство дежавю. Было. Видел. И тут он ее вспомнил. Антона вспомнил. Состав в яме. Все четко, как будто только что и сам посмотрел.
Игорь заметил изменения в лице парня.
— Вот-вот. Правильно. Ты и подумай: не может же быть такого, что бы ты один совершить теракт, и что бы ты один это знал. А другие нет. И даже не догадывались о твоем причастие к нему. А?
— Что ты сказал про коричневую пустыню? — Егор вспоминал дальше.
Игорь недоуменно посмотрел на парня, так быстро заинтересовавшегося его сном. Он тоже ее видел? Тогда их появление здесь точно не случайно.
— Пустыня, пустошь. Выжженная и сухая. Коричневая, — начал Игорь, отмечая про себя, как реагирует на его слова парень. Да и Маша с Виктором притихли, прислушиваясь к их разговору.
— Растресканная, испещренная трещинами земля, кучки песка и серое матовое небо над головой. Ни солнца, ни ветра, ни звуков, — продолжил за Игорем Егор.
Игорь кивнул, молча соглашаясь с парнем, и продолжил уже за ним.
— Лишь разбегающиеся и переплетаются трещины. И…?
— И то, что не может существовать на нашей планете. Страх, ужас, хаос.
Игорь вновь согласился.
— Ты тоже был в коме? — спросил Егор, предполагая, что парень перед ними тоже серьезно пострадал во время катастрофы, а наличие пустоши предположил неким элементом потустороннего мира.
— Нет, — Игорь с тоской смотрел на запутавшегося во снах парня. — Мне все приснилось.
— А расскажи про теракт, — попросила Маша. — Если ты его совершил.
Егор рассказал. Полностью, что помнил. Свои чувства, эмоции. Антон от такого рассказа лишь шире раскрывал глаза, с ужасом глядя на друга. Он неделю отдыхал с человеком, который планировал его убить, который жил целую неделю с мыслю о месте.
— Егор, — Игорь не сводил глаз с парня. — Пара вопросов, и доказательства твоей версии будут не нужны.
— Давай, — согласился несостоявшийся убийца.
— Ты сказал, что проснувшись, пошел на улицу, где тебе и отзвонился Антон. Так?
— Да, — уверено ответил Егор.
— Теракт ты совершил где-то в обед. Так?
— Да, — все еще уверено, но уже задумчиво сказал парень.
— Ясным солнечным днем?
— Да, — вяло ответил Егор и опустил голову на руки.
— Понимаешь?
Молчание и медленный кивок.
— В тот вечер, Егор, — для убедительности продолжил свою мысль Игорь. — Вечер. Была гроза и ливень, смывший полгорода. Но не солнечный день.
— Твою же мать! — парень, не поднимая головы, тяжело задышал. Как же так? Все сон? Как он мог не сложить эти два факта. Ведь он столько раз смотрел репортажи и читал новости. Вечер, гроза. Почему только сейчас этот факт зацепился за мозги. Или с его головой и вправду что-то не в порядке? Как мог допустить, что его друг его предал? А мама? Ведь в версии с его терактом, она была ранена, а она цела. Почему предположил, что ошибся какой-то там охранник, а не он сам? И Антон? Ведь он же себя всю дорогу вел по-человечески. И крепыш этот случайный. Все сам себе придумал? А потом накрутил? — Твою же мать!
— Угу, — подтвердил его мысли Игорь. — Твою же мать. А теперь послушай, что расскажу я. Раз уж ты тоже гулял по выжженной пустыни. Можешь считать меня, да и их двоих, — он указал на Машу и Виктора. — Можешь считать нас психами. Но не больше чем самого себя.