Леонид Васильевич закрыл глаза, две слезинки прочертили на его лице влажные линии.
— Лень! Лень! — прорвался сквозь мысли голос высокопоставленного тестя. — Лень! Слышишь! Лизонька-то наша. Пока тебя здесь ждала, оплакивала, чутка похудела. Ты это, как выйдешь на поверхность, не забудь ее похвалить, сказать, как она хорошо выглядит. Понял? А? — трубка засмеялась. — Ладно, Лень, давай там, очухивайся. Приходи в себя. Работы теперь хоть отбавляй. Мне пора. Там это, — трубка зашептала. — Совещание секретное у президента, — и вновь повысила голос. — Никому. Слышишь? Никому ни слова. Все! Давай! До встречи!
— До встречи, — тихо ответил полковник пустой трубке.
Хлопнул себя по лицу. Еще раз. Боль немного привела в сознание. Вытер слезы с лица. Еще раз ударил себя по щеке. Встал. Сначала вяло, но с каждым шагом все уверенней зашагал к выходу, почти почерневшей сферы. Спина распрямлялась все больше. Он чувствовал, как внутри него закаляется, скованный произошедшим с ним за последние недели, не просто стальной, титановый стержень. Полковнику предстояла работа.
Неважно. Молиться или строить смертоносное оружие. Неважно, во что верить и чего ждать. Главное — не раскисать. Главное верить и стремиться к тому во что веришь! Главное работать, так работать, что бы можно было гордиться результатом, что бы потомки, на чьи плечи упадет тяжесть грядущих перемен, смогли воспользоваться трудами своих отцов и матерей, своей страны, всего своего мира. Что бы любая проблема, споткнулась о твердость их сердец и мыслей. А раскаяние, как процесс, изжило себя в принципе. Чтобы человечеству не было за что и перед кем раскаиваться.