Они спустились на третий этаж, длинным извилистым коридором пришли в буфет — уголок, отгороженный от гулкого простора столовой, уютный, с искусственными цветами на круглых столиках. Подавали здесь напитки и выпечку. Маша взяла себе чай с лимоном и сахаром, Ник набрал пирожков и попросил морс. Он успел отметить, что столовая велика, рассчитана не на одну сотню обедающих, а окна выходят на улицу Вавилова и на внутренний двор.
Маша отхлебнула чай.
— Вы сегодня грустная, — зашел издалека Ник. Нужно с ней подружиться. Он обязан с ней подружиться.
— Да… — вздохнула Маша и смутилась. — Извините. Не хотела об этом… Да, грустная… — Она опустила голову ниже и заговорила, будто обращаясь к чашке: — Вы же подписали документы, да? Значит, стали одним из нас. И скоро у вас ничего не останется, Ник, кроме «Фатума». Вы начнете задерживаться на работе, потому что дома никто не ждет. Вы будете откровенны только с сотрудниками — и то с оглядкой на их допуск. У вас по какой форме?
— По второй, — прошептал обалдевший Ник.
— А у меня по первой! — Она вскинула голову — щеки блестели от слез. — И даже личная жизнь… к черту! Не будет ее у вас, вне «Фатума» у вас ничего теперь не будет! Очень скоро не останется!
— Маша, перестань. — Ник решил не «выкать» плачущей девчонке, вытащил из зажима салфетку, потянулся через стол, вручил рёве. — У меня мама, брат и куча друзей. Куда это они денутся?
— Куда?! — На ее вскрик, тонкий, чаячий, обернулась буфетчица, и Маша прошептала: — У меня был парень. До вчерашнего вечера. До семи. На «Третьяковской»…
Холод продрал по спине, Ник хотел было расспросить, но осекся: уронив голову на руки, девушка плакала навзрыд. Ник пытался утешить ее, но на каждое прикосновение она только сильнее расходилась. Буфетчица вышла из-за стойки, приобняла Машу за плечи и велела Нику:
— Ступай работать. Я медсестру вызову.
Ник с трудом отыскал лифт и, воспользовавшись новым пропуском, поднялся на двадцать четвертый. Потоптался у двери в коридор, осмотрелся: камеры здесь замаскировать не пытались: раз, два… четыре. Ник сунул карточку — дверь открылась. В коридоре прохаживался охранник, типичный «шкаф». Окинул Ника взглядом, подвигал челюстью — видимо, насторожил его новенький, — но кивнул и отвернулся.
В приемной разрывался телефон внутренней связи, Ник метнулся к Машиной конторке, потянулся к трубке, но аппарат смолк. На столе царил рабочий беспорядок папки вперемешку с бумажками, стикеры с пометками, расклеенные по монитору. Внимание привлекла зеленоватая, слегка потрепанная папка с меткой «Для служебного пользования» и подписью: «Горелов Алексей Иванович». Несколько таких же папок, но поновее, выглядывали из-под нее. Не зная, чем себя занять, Ник поднял одну, вторую и остолбенел: «Каверин Никита Викторович».
Бросило в жар, потом в холод. Он воровато огляделся: видеокамер вроде нет, да и не место им здесь. Еще раз глянул на дверь и, превратившись в слух, с замирающим сердцем открыл папку. Как он и подозревал, это было досье. Начиналось оно с его бабушек и дедушек, их биографии давались кратко: где родились, учились, работали; помимо этого, сразу под фамилиями располагался рядок цифр, какие-то КП и КВ, показатели этих «К» то увеличивались, то уменьшались. Родителей Ник пролистал, нашел себя: дата рождения вплоть до секунды, рост, вес, диагноз: «послеродовая желтуха новорожденных». Первый год жизни, первая простуда, первые шаги. Неразборчивым почерком написано: «Мальчик развитый, подвижный, упрямый».
В коридоре зашелестела входная дверь. Идут! Как жаль — не успел! Ник сунул папку на место и метнулся к окну, бездумно уставился вниз. Щелкнула дверь в соседний кабинет.
Ник бросился к конторке, навис над столом, вынул свою папку, открыл ближе к концу, попав на отчет полугодовой давности, заверенный печатью: «КП продолжает неуклонно расти, на данный момент он достигает 85 %, при этом КВ остается низким — 8 %. Попытка нейтрализации не удалась, объект остался на прежнем месте работы, предложением устроиться в фирму Барановских пренебрег».
В памяти вспыхнула красавица Ленка, дочь банкира. Девчонка проходу не давала, с родителями познакомила, любила жутко, но была тупее пробки и в постели тоже деревянная. Если бы Ник женился, были бы у него и «бентли», и фирма своя, но не лежала душа к Ленке. Как почуял неладное, а выяснилось, это была «попытка нейтрализации».
Перевернул страницу: длинный список девушек, с которыми он спал. Бегло прочитал и криво усмехнулся: а ведь тут не все! Вот сегодняшний день, когда Ник устроился на работу, но папка не закончилась. Дальше были листки в файлах, исписанные мелким угловатым почерком. Ник открыл папку в конце, на предпоследней странице, и прочел: