— И еще вопрос. Вы упомянули секретные документы, уже вызвавшие широкий общественный резонанс. Скажите, Никита Викторович, вы уверены в том, что за всеми, — последнее слово она выделила интонацией, — неприятностями в нашей стране стоит «Фатум»?
— Уверен. И скоро вы сами в этом убедитесь. Извините, Алиса, мне пора.
Конь уже топтался рядом; журналистка, сбросив оцепенение, кивнула, оттарабанила:
— С нами был Никита Викторович Каверин, лидер неформального объединения «Щит». Спасибо вам, Никита Викторович.
Она собралась было переключиться на Стаса, но Ник за рукав оттащил парня в сторону. Не хватало еще его ораторского искусства в эфире.
— Никита Викторович, — пробормотал Стас, — зачем они это сделали?
— Когда борешься не с режимом даже, а с фундаментом жвачного существования, у тебя появляются враги. Но скорее всего это случайность. В открытую против нас никто не выступит.
Тут Ника выцепил полицейский и минут пятнадцать мучил дежурными вопросами. Кажется, версия поджога тоже отрабатывалась. Ник честно признался, что домысливать не хочет, но считает: враги у его студентов есть. С равным успехом устроить пожар могли сами пьяные подростки (сигарету уронили), наркоторговцы, прижатые «Щитом», или просто какой-нибудь пироман… На этом этапе полицейский заскучал и переключился на других свидетелей.
— Никита Викторович, — Конь аж поблек, — все-таки скажите, неужели кто-то мог из-за нас? Мы виноваты, да?
— Стас. — Ник повернулся лицом к пожару, трещащему, воющему огню, клубам дыма, искрам, улетающим вверх. — Когда ты что-то совершаешь, мир восстает против тебя. Мир инертен, он не любит шевеление. Ты всего лишь должен сделать выбор: существовать свиньей у кормушки или быть человеком.
Конь вздохнул и повел плечами, будто ему жала сбруя.
Олегу Ник дозвонился с третьего раза. Водитель-охранник выслушал его и хмуро резюмировал:
— Я тебя с «Пушкинской» никак не заберу. В метро не спускайся. Прогуляйтесь с товарищем до Цветного бульвара. Там подхвачу, одновременно будем. Я по семейным делам мотаюсь. Товарищ подготовленный?
Ник глянул на Коня — парень мялся и грустил, перебирал длинными ногами. Бросать его здесь нельзя, надо забрать к себе домой, так спокойней.
— Подготовленный. Спортсмен. Да и я не лыком шит. А что?
— Неспокойно в городе. Толпы какие-то. Люди как взбесились. Были с женой в «Ашане» — бабы из-за мандаринов подрались. Будто всё, последние фрукты, а впереди голодный год. Да и вообще… Так что поосторожней, а то Тимур Аркадьевич мне голову снимет.
Надо же. Ник кожей ощущал нервозность, но списал ее на пожар — подобные зрелища всегда пробуждают инстинкты и самые гадкие качества человеческого существа. Он пообещал Олегу вести себя хорошо и позвал Стаса:
— Пойдем прогуляемся до Цветника, там нас мой водитель заберет.
— Никита Викторович, а как же ребята? Что, вот так уйдем? Еще не потушили же, и вообще — их куда?
Всех забрать к себе Ник не мог, да и не интересовали его все. Помоги ближнему, помоги близкому. Если каждый будет следовать этому древнему правилу, а не распыляться, мир станет намного лучше. Но он связался с Михаилом, лишил бедолагу выходного дня, велел поднимать сотрудников, готовить материальную помощь для пострадавших «щитовцев» и стягивать силы в штаб.
— Пойдем, Стас. Делай, как я сказал, и все будет хорошо.
Конь всхрапнул недовольно, но послушался. Ник сейчас был особенно убедителен: невидимые крылья за его спиной так и не свернулись, хлопали на ветру, впитывая эмоции людей и концентрируя силу в Нике.
Они вышли на Петровский бульвар и двинулись сначала вдоль площади у кинотеатра, потом по скверу. Мороз щипал уши и нос, волосы и одежда пропахли дымом. Ник захотел пить, прополоскать рот.
В старом, века восемнадцатого, перекособоченном доме Ник заметил продуктовый магазин. Они с Конем завернули туда. За стеклянной дверью обнаружился тесный зал. К прилавку была очередь — человек шесть. Ник остановился перед холодильником с водой, выбирая, что бы купить.
— Девушка, вы мне пять рублей не дали! — визгливо пролаяла женщина.
Ник лениво обернулся. Перед продавщицей размахивала батоном типичная лимитчица: норковая шуба едва сходится на бочкообразной фигуре, жирные ляжки обтянуты сапогами на шпильках, в правой руке — обличающий хлеб, в левой — сумка повместительнее вещмешка.