— Правоохранительные органы, видимо, опасаются давки. Поэтому не используют газ, — предположил журналист.
Михаилу показалось, что в гуще толпы мелькнула Анино пальто. Он подскочил вплотную к телевизору, но оператор сменил план, и снова стало видно небо, вертолет, огибающий площадь по широкой дуге.
Помощница заскулила, зажав рот ладонью. Михаил недовольно покосился на девицу: нечего панику разводить, не война пока, не война. В приемной собирались сотрудники.
— У меня дочка одна дома, — простонала помощница, — как раз должна из школы прийти. Там. В центре. На Арбате.
— На Арбате спокойно, — сказали ей. — Не переживайте так.
Прямой эфир сменился интерьером студии и взволнованным лицом диктора.
— Только что мы получили новую информацию. Президентом Российской Федерации на территории нашей страны объявлено чрезвычайное положение.
— Звоните Каверину! — рявкнул Михаил, не обращаясь ни к кому конкретно.
Чрезвычайное положение — значит, студенческий бунт расценен как вооруженное восстание. Да что же они творят, эти дети?!
— Частные телеканалы временно приостановят вещание, — продолжал диктор, — запрещены всякие митинги и демонстрации, гражданам рекомендовано оставаться дома. В Москву будут введены силы Пятой мотострелковой дивизии Московской области и Четвертой отдельной танковой бригады…
— Ой, мама-мамочка! — запричитала помощница. — Ой, божечки мои…
— Уточняю… — Диктор заглянул в свой ноутбук, и глаз его дернулся. — В связи с введением на территории Российской Федерации чрезвычайного положения установлен запрет на проведение собраний, уличных шествий, забастовок, а также любых массовых мероприятий, включая спортивные и зрелищные; на увольнения рабочих и служащих по собственному желанию; на использование радио- и телепередающей аппаратуры, звукозаписывающих средств; устанавливается контроль за средствами массовой информации; вводятся особые правила пользования связью; ограничивается движение транспортных средств и по требованию проводится их досмотр…
— Каверин на связи, Михаил Евгеньевич! — В руку Михаилу сунули горячую телефонную трубку.
Он повернулся к телевизору спиной и вышел в свой кабинет.
— Я скоро приеду, Михаил, — пообещал Ник, — и спущу с вас всех шкуру. Кто начал беспорядки? Левые? А почему не проследили? Какого черта там делают «щитовцы»?!
— Не знаю, Никита Викторович, — Михаилу показалось, что Каверин намного старше его, — я вообще ничего не понимаю… У леваков предлог — вроде убили кого-то в драке, и вообще все как с цепи сорвались…
Толпа билась о полицейское заграждение. Толпа напоминала рой: плотная в центре, с отдельными пчелами, кружащими у краев. Внутри нее вихрились водовороты, разбегались волны, движение тасовало людей, как крупье колоду карт. Сколько их там? Тысячи ведь, если не десятки тысяч, если не сотни.
И все — молодежь. Их никто не вел за собой, никто не читал тезисы с танка или броневика, никто не надрывался с трибуны.
Толпа накатилась на щиты и смяла строй полицейских.
Аню швырнуло вперед, на обтянутую кожаной курткой спину, приложило носом. Аня отскочила, насколько могла, выставила руки, защищаясь от толчков и ударов. Часть демонстрантов пыталась выбраться из кипящего котла Манежной площади. Ребята, с которыми она шла бок о бок, потерялись где-то. Голова кружилась. «Мне надо вон туда, к метро, — подумала Аня, — обязательно надо к метро». Она понимала, что не получится, что ее тянет и тянет вперед, кажется, к Думе, а может, к Красной площади. Аня не ориентировалась, небо над головой оставалось неизменным. Рядом оказался мужчина, взрослый и большой, Аня повисла на нем:
— Помогите мне! Помогите!
Он стряхнул ее, даже не посмотрев. К метро выбраться не получалось, и Аня с ужасом подумала, что ее несет ко входу на Красную площадь. Она представила себе толпу, втягивающуюся в арку — затопчут же! Видно, не одной ей в голову пришла такая мысль — двое парней, о чем-то споря, начали проталкиваться вправо. Аня вцепилась в руку одного из них:
— Помогите! Пожалуйста!
Парень окинул ее оценивающим взглядом и кивнул. Аня расцеловать его была готова, этого незнакомца, и его друга, тянущих ее куда-то в обход страшной громады Исторического. Точно, там же есть проход на Красную площадь, там свободней. Мимо поплыла стена Кремля. Ребята держались ближе к ней. Идти стало свободней, уже никто не сдавливал, люди бродили туда-сюда, и Аня смогла осмотреться. Решила пробираться к Ильинке, уходить отсюда. Ее спасители о чем-то совещались.