3. Повестка
Москва становилось своей.
В ней были похоронены родители, подрастала любимая племянница, дом на Ново-Басманной оживлялся присутствием друзей. Как-то раз в предвоенном 1940 году Наталия Ивановна открыла почтовый ящик и увидела повестку военкомата. Отчего-то у женщины сжалось сердце. 21-летний молодой человек был уже вполне самостоятельным мужчиной, сам зарабатывал на жизнь и сам думал о дальнейшей своей судьбе. Служба в армии не казалась опасной в мирное время. Но предчувствия войны уже тревожили материнские сердца. По радио звучала бравурная музыка. Броня представлялась крепкой, и танки — быстрыми. Но чуткие женщины смотрели на своих мужей, сыновей и братьев так, словно прощались с ними…
Армия
1. Елецкий полк
В армию Алексей был призван в 1940 году, и уходил в нее с Ново-Басманной. Вместе с другими призывниками он был привезен в Елецкий полк железнодорожных войск Орловского военного округа. Этот совершенно мирный городок славился кружевоплетением и другими народными промыслами. Из открытых окон деревянных светелок доносился постук можжевеловых коклюшек, в палисадниках тяжело клонили головы первые майские цветы. Позже по нему прокатится жестокая война и тысячи бойцов навсегда склонят головы на этих черноземах. А пока живописный Елец даже в самых суровых сердцах будил лирические настроения. Городок гордился своим юным гением Тихоном Хренниковым. Сын чиновника, мальчик только десяти лет отроду увидел пианино. Но талантом, старанием и усидчивостью он достиг больших высот. В двадцатые годы на премьере оперы молодого композитора «В бурю» стоя ему аплодировал сам Сталин.
В военном городке была организована полковая художественная самодеятельность. Весьма кстати оказался здесь рядовой Фатьянов.
В окружном центре — Орле — был собран ансамбль песни и пляски округа, где проходили службу талантливые красноармейцы. Время от времени «на охоту» за новыми дарованиями выезжали руководители ансамбля. Ведь это армия — кончается срок службы, и солдаты демобилизуются, и недостающих артистов нужно кем-то заменить.
В такую «поисковую» командировку были посланы военнослужащие артисты. В число «искателей» попал красноармеец Алексей Подчуфаров. Занимаясь с артистами художественной самодеятельности Елецкого полка, он познакомился с Алексеем. Руководитель ансамбля Марк Блюмин, взглянув на талантливого парня, начал хлопотать о переводе его в Орел. Не прошло и трех месяцев с призывного мая, как Алексей оказался режиссером-постановщиком Окружного Ансамбля Орловского Военного Округа.
2. Артист Орловского Окружного Ансамбля
Его поселили в комнате с тезкой Подчуфаровым, как старого знакомого. По ночам, бывало, просыпался он, а новичка в комнате не было. Нетронуто лежало казарменное суконное покрывало, белела наполеоновской треуголкой взбитая подушка. Потихоньку Подчуфаров входил в ленинскую комнату и видел дым коромыслом. Как в тумане, просматривал он сидящего за столом Фатьянова, который непрестанно курил и сочинял литературно-музыкальные монтажи для ансамбля, и, конечно, стихи. Эти стихи часто стали появляться в окружной военной газете и в областных «Орловской правде» и «Комсомольце». На девяносто процентов программы концертов состояли из его произведений. Алексей сам читал стихи, пел, вел концерт. Вдохновенно и радостно, он работал «на износ».
Традиция вести армейские альбомы и записи, наверное, завелась с тех пор, когда солдаты стали грамотны. В Красной Армии почти не было бойцов, не умеющих писать и читать. И рукописные альбомы вмещали в себя жизни солдатских душ, были очень личными, как почерки, несмотря на все единообразие заносимых туда песен и стихов. А тогда страна жила песнями на стихи Исаковского, Лебедева-Кумача, Суркова, Демьяна Бедного. Прозвучав по радио или с киноэкрана, хорошая песня тут же становилась народной, родной. Летела из уст в уста «Полюшко-поле…», завораживала надеждой «Катюша», поднимала дух «По долинам и по взгорьям». Лучше петь, чем плакать — тем и жили, тем и брали всегда бравые солдаты России.
Алексея трогало, когда он замечал, что красноармейцы старательно переписывают друг у друга слова. Стихи песен они носили в нагрудных карманах, близко к сердцу, вместе с материнским письмом и невестиной фотокарточкой. Тогда же с молодым композитором, рядовым Владимиром Дорофеевым, Алексеем была написана первая песня, вышедшая на сцену. Банальное название «Всегда готовы» соответствовало содержанию — эта песня могла быть написана кем угодно. Потому мы и не знаем ее.
Но зрело зернышко, ютились в душе поэта замечательные слова, хаотично наталкивались друг на друга, сливались, как тяжелые капли ртути, весомо неслись дальше. Эта буря волнения не давала спать, будоражила, звала, обещала свои откровения.
…Теперь на доме, где располагалась Войсковая часть 75–27, открылась мемориальная доска. Здесь еще до войны оживленно радовались успеху, искренно пели и делились житейскими переживаниями оба Алексея — Подчуфаров и Фатьянов. Здесь их товарищи рисовали стенгазеты и хохотали над анекдотами, хвастали вымышленными куртуазными приключениями и скучали по дому. Алексею все чаще вспоминалась подрастающая соседка с Ново-Басманной Нина, чье лицо он отчетливо видел перед собой, оставаясь один…
13 июня 1941 года в «Комсомольце» появилась большая публикация, все материалы которой принадлежали Фатьянову. Это была письменная версия литературно-музыкальной композиции «Великой родины сыны», которая принесла ансамблю успех и славу. Эту газету артисты раздавали красноармейцам, объезжая с постановкой части. Чуть больше недели оставалось до начала войны.
Война. Рядовые дни
1. Начало
21 июня в лесу авиационного гарнизона Сеща Брянской области, о военной судьбе которого режиссером С. Колосовым снят один из первых советских телесериалов «Вызываем огонь на себя», проходил концерт артистов ансамбля Орловского военного округа. День был теплым, вечер — обманчиво тихим. Ласковая жара не обжигала, а только тешила молодых солдат, облаченных в форменные «хэбэ» цвета хаки. Артисты плясали, пели, читали стихи. Солдаты не хотели отпускать парней с летней эстрады. Последняя овация прозвучала уже в синей темноте, такой синей, какая бывает в жару. Разбрелись по казармам солдаты, отправились на ночлег артисты. Кто-то глубоко спал в эту ночь, кто-то едва смежил веки под утро, чтобы так и не уснуть, услышав рев чужих самолетов. То были первые гитлеровские армады. На сещинском аэродроме после них остались дымящиеся воронки. Такой встретил войну Алексей Фатьянов.
При свете настольной лампы, вяло отмахиваясь от ночных мотыльков и экономя бумагу, Алексей Фатьянов писал, скупо и медленно подбирая единственно нужные, как ему казалось, слова:
«Товарищ дивизионный комиссар, нет больше сил оставаться в прифронтовых полосах и заниматься литературной работой в то время, когда все мои братья, друзья и товарищи на фронте отдают свои жизни и кровь. А я за месяц войны истратил только полбутылочки чернил. Прошу отправить меня на любую работу на фронт, так как я могу владеть тремя оружиями — словом, пером и винтовкой…»
С первых дней войны рядовой Фатьянов слал по начальству рапорт за рапортом, требуя отправки на фронт.
Комиссар Печурнов не внимал. Как было обойтись без Фатьянова в ансамбле? Кто еще мог в считанные часы написать целую программу для фронтовых выступлений? Кто еще так быстро схватывал газетные материалы о новых героях и так умело перерабатывал их в стихи и песни? Кто мог кроме него в сумасшедших условиях военной дороги пристроиться на плече товарища и написать новый злободневный сценарий? У кого еще был так хорошо поставлен голос, кто еще так живо вел концерты, импровизировал, веселил? Никто. А Фатьянов мог работать и на сцене, и в темной землянке, и в трясущемся кузове полуторки, и на попоне в кавалерийской конюшне. Неудобства его только бодрили. Он сыпал эпиграммами, частушками, шутливыми куплетами.