— «И вот иду, как в юности, я улицей Заречною» — мы с Фрадкиным написали эту песню после войны… И я думал, что я о своей улице в Волгограде писал, а Фрадкин думал — что про свой Витебск…
Сама собой сложилась традиция. Уже три десятка лет Фатьяновский праздник в Вязниках заканчивается именно этой песней, которую поет многотысячный хор зрителей, поднимаясь со своих мест.
3. Дом, в котором я живу. 1957 год
В 1956 году во Всесоюзном конкурсе на лучший сценарий первую премию получила работа Ольшанского «Дом, в котором я живу». Это была обычная история из жизни о соседях, жителях одного двора. В их монотонно-разнообразную жизнь ворвалась война и подмяла под себя людские судьбы. Как в жизни, не верилось в гибель молодых героев фильма, девушек и парней, которые готовили себя к большой жизни, которых ждало будущее,
Музыку к кинофильму писал композитор Юрий Бирюков. Она была «позывной», манящей, мирной. «Тишина за Рогожской заставою» — вторили ей слова, наполненные жизнью деревьев, железной дороги, звоном семиструнки, ромашковым ароматом девичьих волос …
Приступили к постановке.
На одну из главных ролей прошла недавняя сибирская школьница Жанна Болотова.
Когда снимали «Дом, в котором я живу», у Фатьяновых дома часто бывала вся съемочная группа. Режиссеры Яков Сегель и Лев Кулиджанов, оператор Вячеслав Шумских стали настолько дружны с фатьяновской фамилией, так что были на Бородинской своими.
В 1957 году проходил международный фестиваль молодежи и студентов. Праздничная Москва была юной от обилия молодежи. Столица дарила гостям все самое лучшее. Тогда в кинотеатрах страны и прошел черно-белый фильм киностудии имени Горького «Дом, в котором я живу». Гитарные переливы песни «Тишина за Рогожской заставою» полетели далеко заграницу, как символ дружбы и грусти расставания со сказочно прекрасной Россией.
Фильм, потрясший всех истинным народным горем войны, вызывал глубокое общее сочувствие. В кинозалах слышались рыдания, и песня, спокойная, умиротворяющая, звучала, как молитва, как контрапункт. Режиссеры, съемочная группа, актеры, были удостоены Особой премии кинофестиваля за 1958 год. Не было человека, который не мог бы дословно пересказать содержание картины…
…Осенью, получив гонорар за фильм «Дом, в котором я живу», Алексей Иванович исполнил давнюю свою мечту.
Есть поговорка: продай, муж, лошадь да корову — купи жене обнову. А мечтал он о шубе для жены. Однажды она появилась в доме — очень тяжелая, красивая, замечательная шуба из енота. Длинная, массивная, серая. Галина Николаевна примеряла ее перед каждым гостем. Алексей Иванович восхищенно рассматривал жену в волнах меха и радостно объявлял, что он очень хотел, чтобы у нее была именно такая красивая, дорогая, теплая вещь.
А потом сшил себе в литфондовском ателье огромную, тяжелую, барскую шубу. Посмотрел на себя в зеркало и решил:
— Надо купить трость, иначе меня будут путать с Шаляпиным! — Потом порылся в карманах пиджака, позвенел мелочью в карманах брюк. — Но обойдемся пока без трости…
«Победа»!
1. Две тени
В 1957 году Василий Соловьев-Седой, отмечал свое пятидесятилетие.
25 апреля Алексей Фатьянов вместе с Михаилом Матусовским вышли из комфортабельного вагона «Красной Стрелы».
В Ленинграде было очень холодно, по Неве шел лед. Они пошли прогуляться по набережным Невы, постоять на ее мостах, полюбоваться холодной ленинградской весной. Громыхание льда о гранитные плиты их восхищало, как мальчишек. Михаил Львович приехал в Ленинград со своей домашней кинокамерой. Северная весна казалось ему поэтичной, как снежная королева. В кадр кинокамеры попал ледоход и блестящие от влажности камни гранита, хмурое небо и оживленные приближением тепла прохожие. Москвичи пошли по улице, свернули на Невский. Отвернувшись от заходящего солнца, они увидели идущие впереди себя собственные удлиненные тени.
«Алеша сказал:
— Смотри, какой занятный кадр. Снимай скорее!
Так и остались у меня на кинопленке две наши тени. Одна — с киноаппаратом — моя, и вторая — в кепке и по-весеннему распахнутом пальто — Алешина. Иногда я пускаю старую, уже потускневшую ленту, и вновь передо мною возникает Ленинград, и снова идет по реке тот самый лед, который прошел много лет тому назад, и Алеша читает стихи, и спорит, и две наши тени движутся по асфальту Невского проспекта…» — написал поэт в своем очерке о дружбе с Фатьяновым «Высокое признание».
Две великие тени.
2. Два водителя
В том же 1957 году у Фатьяновых появился автомобиль.
Алексей Иванович не считал это излишеством: машина нужна для того, чтобы ездить на охоту и на рыбалку. Новенькая «победа» стояла внизу, во дворе. По первому желанию хозяина она готова была отправиться, куда угодно.
Появился шофер Михаил Иванович, который жил тоже на Первой Бородинской улице. Часто водила автомобиль сама Галина Николаевна. ЦДЛ-овские курсы вождения не прошли даром — она водила машину, как заправский пилот-ас, и в дальних путешествиях могла подменить Михаила Ивановича на равных. Галина Николаевна возила детей в школу и детский сад, отправлялась по своим «администраторским» делам.
Алексей Иванович никогда не садился за руль. Однажды он попытался прочувствовать роль шофера, да так нажал на газ, что «победа» чуть не взорвалась…
— Habeat sibi! — Смирился Фатьянов. В переводе с латыни это обозначает «пусть себе владеет».
— Что вы говорите? — пытался уточнить побледневший Михаил Иванович.
— Я сказал: ничего себе! Это — латынь…
— А это… — Постучал шофер костяшками пальцев по капоту «Победы», — … «Виктория»!
С появлением машины семейные выезды стали более частыми. Ездили в летние путешествия вместе с детьми и родственниками, выбирались далеко от дома дружественными кортежами.
Алена Алексеевна помнит, как на двух машинах вместе с материнской родней они ехали на юг. Алексей Иванович пожелал побывать в Киеве, показать город детям. Он чтил этот поразивший его еще со времен войны город, в котором он читал древний манускрипт о граде Ярополче.
Итак, ехали через Киев.
3. В Киеве
Галина Николаевна была за рулем, на заднем сидении дремал водитель Михаил Иванович, дети смотрели в окно, Алексей Иванович рассказывал. Красивый город, полупустые после московских улицы, огромные, широкие, раздольные холмы, Днепр…
— В Киеве надо сходить в Киево-Печерскую Лавру, в собор, по Крещатику пройтись, — Алексей Иванович указывал, что надо посмотреть.
Он водил семью в Киевско-Печерскую Лавру, они спускались в подземелье, туда, где лежали мощи праведников-монахов, в том числе — сухонькие останки веселого былинного богатыря, земляка Фатьянова Илюши Муромца.
Было так тепло и ясно на земле и в душах, что хотелось бесцельно бродить по бульварам и слушать рассказы об этом удивительном древнем городе, есть мороженое, смотреть на воду, провожать бесшумные дальние катера…
Тогда у них улетели деньги, а деньги всегда были в кармане пиджака Алексея Ивановича. Вот он и встряхнул пиджак, чтобы положить его на руку. И стайка сотенных купюр, выпорхнув из гнезда, замелькала на ветру всяк сам по себе. Деньги устремились на водную гладь Днепра, легли и поплыли друг за дружкой.
— Так вот как они на самом-то деле улетают! Галя, Алена — смотрите, смотрите: они улетают навсегда!
Сидящие неподалеку рыбаки услужливо предложили сачок. Маленькие и большие Фатьяновы со смехом, с шутками, вылавливали, собирали подмоченные купюры.
— Они ручные! — Комментировал случившееся Алексей Иванович. — Я их, дети, приручил, они полюбили своего хозяина!
— Они подмочены, папа!
— Ничего, высушим! Это — не репутация!