Как на образец исключительного влияния гетевского Фауста на вполне сложившийся, дисциплинированный и умудренный долгою жизнью дух человека, укажу на одно из воспоминаний покойного профессора В.Г. Яроцкого[19] об А.Ф. Гане: «Это произведение общечеловеческого гения ума (речь идет о гетевском Фаусте) было как бы настольной книгой А.Ф-ча. Я живо помню маленький переплетенный, но истрепанный экземпляр ее, буквально никогда не сходивший с его письменного стола. Во время наших частых и долгих бесед с А.Ф-чем не только в летние, но и глухие сезоны, когда я иногда приезжал к нему неоднократно, вместо того, чтобы прямо ответить на какой-нибудь затронутый нами вопрос, А.Ф. раскрывал эту книжечку и прочитывал вполне подходящее к делу место из нее в виде философского вывода или рассуждения».
Далекий от такого, в значительной степени идолатрического, отношения к гениальному произведению, я в то же время не могу не признать за второю частью Фауста высокого воспитательного значения в самом широком смысле этого выражения, а посему и считаю ее распространение в среде нашего общества в высокой степени желательным.
Перевод Фауста, предлагаемый вниманию просвещенного общества, закончен мною лишь 23 декабря 1918 года и для своего выполнения потребовал, таким образом, от меня 38 лет моей жизни. Такая длительность работы в значительной степени объясняется самым характером ее, так как она производилась в часы, свободные от моих педагогических занятий, в праздничные и летние вакации. Лишь с 1 сентября 1917 года, по выходе моем в отставку, я мог уже более или менее всецело отдаться своему литературному труду, но мысль о нем все-таки неотступно жила во мне в продолжение всего указанного мною времени.
Заключу словами Гете, сказанными Фаустом в предсмертном монологе:
Последним словом мудрости назвать
Могу я мысль; я предан ей всецело.
Лишь только тот, кто весь уходит в дело
И каждый день успехи брать готов
Среди опасностей, пусть ожидает смело
Свободной жизни он от тягостных трудов.
Что он творит ребенком, мужем, старым.
Вот о каких трудах и о какой свободе
В стране свободной, о каком народе
Мечтал я. Ведь тогда сказал бы я недаром
Мгновенью: «Стой, мгновенье! Ты — прекрасно!»
И жизнь моя не пропадет напрасно!..
Царское Село.
12 января 1919 г. (нов. ст.)
Вы снова близитесь, воздушные созданья,
Что взору грустному являлися не раз!
Вас удержу ль? Воскреснут ли мечтанья?
Иль навсегда былой огонь угас?
Теснитесь вы по прихоти желанья;
Туман, пары окутывают вас,
Какой-то силою от вас чарующею веет,
И грудь, как в юности, восторгом пламенеет.
С собой приводите вы образы былого,
И тени милые за вами мне видны —
И первая любовь, и с нею дружба снова
Звучат в груди, как саги старины.
Печаль моя со мной, и сокрушенья слово
Готовится слететь. Мне жаль моей весны.
И вспомнил я о добрых, что судьбою
Обольщены, разведены со мною.
Не слышат те моих последних песен,
Кому давно я первые читал!
Распался круг, который был так тесен,
В котором первый отклик отзвучал.
Пою чужим; их круг мне неизвестен,
Душа моя боится их похвал…
Все те, кто искренно сочувствовал поэту,
Хоть и живут, разбросаны по свету.
Проснулось вновь забытое влеченье
В духовный мир, где свет и благодать.
Но песнь смутна; Эола дуновенье
Так струны арф умеет пробуждать.
Я трепещу, я чувствую смятенье
В своей груди, мне слез не удержать;
Что есть, то кроется волшебной пеленою,
А что прошло, живет опять со мною…
Директор. Театральный поэт. Комик.
Директор
Вы мне так часто помогали
В нужде и бедствиях моих.
Ну, что бы вы теперь сказали
О наших замыслах? Каких
Нам результатов ждать от них
В землях немецких? Мне бы очень
Толпе хотелось услужить.
Она сама живет и жить
Дает другим. Театр сколочен.
Готова сцена. Всякий ждет.
Они сидят, поднявши брови,
Никто молчанья не прервет:
Все ждут диковинки и нови.
Я знаю, как им угодить,
Но мне в подобном затрудненьи
Еще не приходилось быть.
В них вкуса мало, без сомненья,
Но страх начитаны они.
Им подавай, чтоб ново было
И поучительно, и мило —
Откуда хочешь, а возьми!
А я б хотел полюбоваться
На публику, когда она
Теснится, как поток, полна
Желанья страстного — добраться
До узких театральных врат,
Как врат спасенья: перед кассой
С зари сберутся тесной массой,
И всяк сломать бы шею рад,
Чтоб получить билет для входа.
Вот точно так толпы народа
С утра теснятся у дверей
Пекарни хлебной в год голодный.
Так повлиять на дух народный,
Так возбудить толпу людей —
Во власти одного поэта:
О, друг мой, сделай ныне это!
вернуться
Яроцкий, В.Г. (1855-1917) - профессор-экономист, читал лекции по политической экономии и финансовому праву в Александровском лицее, в Военно-Юридической Академии.
