Столь феноменальным успехом Вульф был обязан частично Божьему дару, частично опыту, а частично – всестороннему изучению информации. Он буквально копался в головах лошадей – да и людей, прочитывая от корки до корки ежедневные программы скачек в поисках крупиц информации, которая дала бы ему зацепку, и безжалостно использовал слабости своих соперников. В его памяти хранился каталог жизненно важных знаний о лошадях и людях: на финишной прямой держится за впереди идущей лошадью; устраивает помехи на ближнем расстоянии; всегда бьет справа. Он также разработал особую технику подготовки к соревнованиям, которая опережала свое время где-то на полстолетия. Сидя в жокейской перед соревнованиями, он, бывало, закрывал глаза и представлял себе, как будет проходить соревнование{134}. Внутренним взором он обычно видел все западни, все возможности пройти дистанцию и победить. Он не проходил дистанцию, как выразился его главный соперник Эдди Аркаро, он прорабатывал ее.
Как все великие спортсмены, Вульф был настоящим перфекционистом во всем. Он внезапно продал свою амуницию и объявил, что уходит на покой, после того как ему показалось, что он выступил плохо. После того как его отстранили за ошибку на треке в Тихуане в 1930 году, он заскочил в комнату для жокеев, выгрузил все из своего шкафчика, вынес наружу, свалил в кучу – и поджег{135}. «Да чтоб я еще когда-нибудь участвовал в скачках?! Да ни за что!» Потом вскочил в свой автомобиль и уехал в Канаду. Там он остановился у первого же участка конной полиции, который смог найти, и попытался записаться в конную полицию. Ему отказали, объяснив, что он недостаточно высок. Тогда Вульф уехал в какой-то медвежий угол «поохотиться и порыбачить». Спустя несколько месяцев он снова появился в комнате для жокеев и снова участвовал в скачках, к разочарованию всех местных жокеев.
С годами Вульф оттачивал свое мастерство. Периоды ненависти к себе уступили место непоколебимой уверенности. Он был само величие и прекрасно это осознавал. Там, где все выдающиеся спортсмены выдавали сомнения в своих способностях болезненным самомнением, Вульф был совершенно безразличен. Его невозможно было смутить. «Джордж, – вспоминал один из воротил конного спорта, Чик Ланг, – был из тех парней, кого можно было поставить на перекрестке, и если прямо перед его носом две машины столкнутся лоб в лоб и все вокруг разбегутся в разные стороны, то он только и скажет: “Ух ты, вы только посмотрите!”». Он, казалось, не ведал страха. На треке, пока остальные участники вертелись, гримасничали и почесывались, Мороженщик «чопорно сидел», спокойный, как вода в стоячем пруду, руки и ноги неподвижные и расслабленные. Фотографы, которые работали на скачках, снимали жокеев в самых разнообразных позах и с разными выражениями на лицах – и где-то в этой толпе всегда был Вульф со снисходительной улыбкой человека, который потакает прихотям ребенка. Когда другие жокеи все семь дней в неделю тащились к конюшням в четыре утра, чтобы проехаться галопом по ипподрому, подгоняемые страхом, что они растеряют навыки или что тренер забудет от них, Вульф спокойно спал, редко когда появляясь на ипподроме раньше полудня{136}. «Он был лучше многих из нас и знал это, – вспоминал еще один жокей, Мосбэчер{137}. – Поэтому он не особо напрягался».
Вульф был человеком, которого невозможно ограничить какими-то рамками ни в словах, ни в поступках. «Как жокей, – писал друг Реда Полларда, Давид Александер, журналист, ведущий колонку в “Морнинг Телеграф”, – Вульф был известен тем, что делал то, что нужно, и тогда, когда это нужно. Но он также известен и тем, что говорит не то, что нужно, и в самый неподходящий момент»{138}. На прямой вопрос он мог ответить с такой прямолинейностью и категоричностью, что все вокруг только смотрели, изумленно разинув рты. Так, после того как Вульф проиграл один из важнейших забегов на известном своей резвостью скакуне, он, к ужасу владельца животного, прямо сказал журналистам центральных изданий, что лошадь была ни на что не годна. Как-то после того, как Вульф выиграл крупные призовые скачки, владелец выигравшей лошади позвонил и пригласил его на званый вечер после скачек в обществе весьма состоятельных людей. «Скажите им, – ответил Вульф, наслаждавшийся бифштексом и холодным пивом в компании своих приятелей, – что если бы лошадь проиграла, то они бы меня не пригласили. У нас тут своя вечеринка»{139}.
136
Навыки: Гудрич. «Величайший жокей всех времен», с. 66; Джозеф Мосбэчер, телефонное интервью, 19 ноября 1998.