За дверью раздался шорох. Александр тут же схватил автомат. Тихо клацнул предохранитель. Несколько минут прошло в тягостной тишине.
Вчера, когда прошла горячка желания попасть обратно в свой родной знакомый двадцать первый век. Когда он понял, что полуобгоревший стог сена, это все же обычная жрачка для коровы, а не замаскированный телепортал в другое время, неизбежно встал вопрос: «Что делать?». А еще более конкретно, где достать поесть и где переночевать. Стог сена не подходил ни для первой потребности, ни для второй.
– Герасим, а до ближайшего города далеко?
– До Бахмута то? Далеко барин. Больше двадцати верст будет. Да и нельзя счас ехать-то. Глянь на небо, вишь как замолаживает[7]. Может и вьюга быть. Застанет в поле – беда.
Видя, что «антихрист» колеблется, мужик торопливо продолжил:
– Барин, ты кумекаешь, где переночевать? Да и поесть не мешало.
– А ты что скажешь? – спросил Александр.
– Тутя в двух верстах Козьмин зимовник есть. Там тока три двора. Один вообще на отшибе. Там и заночевать можно.
Чернышев глянул в глаза своему вознице, пытаясь понять, что тот задумал. Ведь фактически сейчас простоватый на вид Герасим предлагал захватить крайнюю хату и там переночевать. Но в крестьянских глазах ничего понять было невозможно. Саша успел узнать, что тому двадцать пять лет. Женат. Двое детей. Обычный крестьянин, один из миллионов на Руси. Эти миллионы из года в год пахали, сеяли, растили детей и умирали в сорок-пятьдесят лет, прожив трудную, без особых радостей жизнь. Но на этих миллионах человечков росла и крепла империя.
– Хорошо… поехали, – приказал Александр.
Через два часа слева показался зимовник.
– Останови. Пусть стемнеет.
Герасим понимающе кивнул головой и свернул немного вправо, чтобы небольшой холм полностью скрыл лошадь с санями от трех хат, притулившихся к небольшому леску.
К хате, стоящей на отшибе подходили, когда на небе одна за другой стали зажигаться звезды. В лае зашлась собака и почти сразу же отворилась дверь. На порохе возник мужик с топором в руке.
– Влас, это я Герасим.
– Че на ночь глядючи? А рядом кто?
В Бахмут ему надоть. На ночлег просится. Хорошо заплатит. Пятак. Ну как, сголдили?[8]
– Хорошо. Но еды для вас у меня нетути.
– У нас есть чем брюхо набить.
Хата была почти копией той, в которой Чернышев очнулся после перемещения в восемнадцатый век. Разве что печь не была украшена синими крестиками. Да стол здесь был подлиннее. Последнее тут же нашло свое объяснение. Помимо хозяина в хате была его жена и пятеро детей. Самый маленький спал в люльке, привязанной к потолку слева от печи.
Увидев в руках Чернышева оружие, мужик попятился, а Александр растерялся. Такого количества народу, особенно детей он встретить не рассчитывал. Но делать было нечего. Никакого пятака за ночлег у него не было.
Да и засыпать среди абсолютно незнакомых и даже враждебно настроенных людей, было верхом легкомыслия. Чернышеву вспомнился эпизод со своего недавнего прошлого, когда в боях за Дебальцево «сомалийцы» вошли в небольшую деревеньку. В одном из домов, по данным разведки, жили люди, лояльно настроенные к киевским властям. Конечно, ожидать, что его хозяева окажут вооруженное сопротивление и встретят новороссцев огнем, было маловероятно. Но маловероятно это не синоним исключено. Никто не хотел своей жизнью проверять выкладки теории вероятности.
Правда, в этот дом все же входили не так как, при зачистке территории – первой гранату с выдернутой чекой туда не закатывали. Но обязательное блюдо – крик: «Всем на пол. Руки за голову» хозяевам преподнесли.
Александр навел на хозяина хаты автомат и скомандовал Герасиму:
– Вяжи ему руки.
– Не взыщи, Влас, – Герасим подошел к мужику, вытащил из-за пазухи веревку. – Не по своей воле, – и стал вязать тому руки.
Увидев происходящее, заголосила жена хозяина:
– Ой, не убивайте! Не лишайте кормильца! Пять деток у нас, – женщина рухнула на колени.
– Дура баба! Замолк! – закричал Герасим. – Никто убивать не будя!
От крика подняли гвалт дети. За дверью, ведущей в хлев, пристроенный прямо к дому, замычали коровы.
– Матрена, успокой свой выводок!
«О, Господи, только бы не пришлось стрелять», – «сомалиец» отлично понимал, что если на крики сбегутся соседи, то крови не избежать. Быть сожжённым как антихрист в его грандиозные планы не входило.
Но довольно приличное расстояние до других хат зимовника и поднявшийся ветер, дующий в нужном направлении, помогли Александру. Постепенно крики стихли. Герасим связал руки женщине и старшему сыну Власа, парню лет двенадцати-тринадцати.