-- Поцелуй меня, маска, только поцелуй через маску...
Дабы назначение Салтыкова не слишком бросалось в глаза, смышленая Елизавета прислала к "малому" двору и Левушку Нарышкина, забавлявшего Екатерину всякими дурачествами. И пока этот "шпынь" увеселял придворных, Сергей Салтыков рисовал перед Екатериной упоительную картину тайных наслаждений. Она вздыхала:
-- Откуда вам знать -- свободно ли мое сердце?..
Этот разговор состоялся весной 1752 года, и все лето Екатерина успешно отбивала настойчивые атаки красавца. Салтыков даже силой пытался проникнуть в ее спальню, но великая княгиня загородила двери комодом -- и спаслась от штурма!
-- Ваша смелость способна погубить меня, -- сказала она дерзкому. -- Не забывайте, что я жена наследника престола...
В августе двор табором отъехал в подмосковное Раево, где на острове была устроена охота на зайцев. Лошадей переправили водой на пароме, гости добирались на остров в лодках. Салтыков бдительно держался возле подола Екатерины, словно приклеенный, но она, спрыгнув на берег первой, татаркой вскочила в седло, вихрем понеслась в сторону леса -- за отдаленным лаем гончих собак. Салтыков настиг ее на солнечной поляне, густо покрытой ромашками, вокруг не было ни души.
-- Уйдите, наконец! -- взмолилась Екатерина.
Но внимательнее, чем обычно, выслушала признания в любви. ("Он рисовал мне продуманный план, как держать в глубокой тайне то счастие, которым можно наслаждаться в подобном случае. Я не проронила ни слова...") Салтыков настаивал:
-- Сознайтесь, что вы ко мне неравнодушны.
"Он начал перебирать всех придворных и заставил меня согласиться, что он лучше других; из этого он заключил, что мой выбор должен пасть на него..." Разговор затянулся, сделавшись мучительным для обоих. Лошади переступали нетерпеливо.
-- Езжайте прочь, -- строго велела Екатерина.
Салтыков не повиновался великой княгине:
-- Я отъеду лишь в том случае, если услышу от вас, что вы думаете обо мне гораздо чаще, нежели вам хотелось бы...
Екатерина, изогнувшись в седле, взмахнула хлыстом. Ударила лошадь салтыковскую, потом стегнула и свою.
-- Вы победили! -- вскричала она. -- Только убирайтесь к чертовой матери, чтобы я вас больше никогда не видела.
Строптивые кони разнесли их в разные концы поляны.
-- Слово вами дано, -- услышала Екатерина издалека.
-- Нет, нет, нет! -- отвечала она, чуть не плача.
-- Да, да, да! -- донеслось из леса.
По неопытности она не обратила внимания на первые изменения в организме. Зима закружила ее в праздниках, летом 1753 года отъехала из Москвы в село Люберцы, и здесь Екатерина, загорелая и жилистая, как дьяволица, с ружьем гонялась по лесам, охотясь. На именинах мужа танцевала до упаду, а после танцев выкинула мертвого ребенка... Это случилось на бивуаке, в походной палатке, под гудение комаров! Восемь недель жизнь ее была в опасности. Оправясь, Екатерина с новой силой отдалась удовольствиям. Левушка Нарышкин, совершенно безразличный к нравственной стороне жизни, говорил Екатерине откровенно:
-- Вы не спрашивайте меня -- можно ли то, что хочется. Вы спрашивайте -- как получить скорее то, что хочется, и я для вашего высочества в лепешку расшибусь, а все сделаю...
"Шпынь" был предан Екатерине даже не беззаветно, а, скорее, бессовестно! Вскоре у великой княгини появилась и подруга, графиня Прасковья Брюс, шептавшая горячо и призывно:
-- Доверься моему опыту, милая Като, и я сегодня же ночью обещаю тебе самые жгучие тайные удовольствия.
Ночью Нарышкин скребся в двери, мяукая по-кошачьи.
-- Мрр... мрррр, -- мурлыкала Екатерина.
Это значило, что она готова к рискованным похождениям. В мужских костюмах, подобрав волосы под шляпы, подруги воровски исчезали из дворца, до зари пропадая... где? Весной Екатерина доложила императрице о новой беременности и рассчитала, что родит в последних числах сентября 1754 года.
-- Ишь какая точная стала! -- отвечала Елизавета с ехидцей. -- Мне твои расчеты уже знакомы. Но теперь крутиться по палаткам не дам. Кончай танцевать и посиди-ка в карантине...
Чтобы невестка не порхала, она приставила к ней Александра Шувалова -- великого инквизитора империи, а Салтыкова публично обозвала "сопляком" и выпроводила красавца за границу...
8. НАЧИНАЕТСЯ ЕКАТЕРИНА
С тех пор как Фике вступила на русскую землю, ее всюду подстерегали опасности. Иногда даже со смертельным риском. Болезни в счет не идут! Но не бывало года, чтобы не стряслось беды. Почти в каждой поездке "несли" ее лошади, вдребезги разбивало кареты, под Екатериной проваливались в реки мосты. А однажды в Гостилицах рухнуло здание, погребя под развалинами 19 человек, и только случайность спасла Екатерину от гибели. В пламени пожаров она теряла свои гардеробы, мебель, книги. От частых столкновений с опасностями осмелела, говоря:
-- Приговоренная к веревке не сгорит и не утонет!
Но летом 1754 года Екатерину с великим бережением доставили из Москвы в Петербург; лошади ступали шагом, проезжали за день не более 30 верст (эта дорога взяла у нес месяц жизни). Шувалов не спускал с нее глаз. Ближе к осени, когда двор вернулся из Петергофа в столицу, он отвел беременную женщину в пустую комнатушку Летнего дворца, где было много пыли и мало мебели.
-- Желаю вашему высочеству, -- сказал Шувалов, -- в сем милом убежище порадовать ея величество родами легкими и приятными...
Екатерина поняла, что в этой конуре ей будет так же хорошо, как собаке в будке. Словно перед смертью, простилась она с близкими и, почуяв первые боли, перешла в камеру своего заточения, сопровождаемая акушеркой фон Десршарт; по обычаю того времени, рожать следовало на полу, который и застелили матрасом. В два часа ночи Екатерина всполошила повитуху криком -- начались схватки. Разбудили императрицу, прибежал Шувалов с женою. Совместно они послушали, как исходится криком Екатерина, и, перекрестясь, удалились... Десять часов мук закончились.
-- Кто у меня? -- спросила Екатерина.
-- Мальчик, -- ответила акушерка...
Моментально, будто из-под земли, нагрянули всякие бабки. Елизавета, командуя ими, опеленала новорожденного голубой лентою ордена Андрея Первозванного, все бабье, охая и причитая, удалилось с младенцем. Следом за ними скрылась и фон Дершарт.
-- Пить... дайте воды, -- просила Екатерина.
Никто не подошел, потому что подойти было некому. А встать она была не в силах. Екатерина лежала в неприятной сырости, мечтая о сухой простыне и большой кружке холодной воды.
-- Люди, где же вы? -- звала она, страдая.
Веселая музыка из глубин Летнего дворца была ей ответом. А в соседних комнатах мужа играли в биллиард и пьянствовали.
-- Пить, -- металась она. -- Ну хоть кто-нибудь...
Великим князем Павлом, правнуком Петра I, она заслонила романовский престол от посягательств Брауншвейгской династии -ради этого позвали ее в Россию, не отказывали в забавах и нарядах.
-- Люди, помогите же мне, -- тщетно взывала она...
Комком собрала под собой мокрые простыни и ногами, плача, ссучила их в конец матраца. Ликующие водопады, опадая с безмятежной высоты, прохладно шумели в ее ушах, и она -- пила, пила, пила... Вдруг явилась графиня Шувалова, безбожно разряженная в пух и прах, сверкая массою драгоценностей, уже порядком хмельная. ("Увидев меня все на том же месте, она ужаснулась, сказав, что так можно уморить меня до смерти".)
-- Воды, -- взмолилась перед ней Екатерина. -- Графиня, вы же сами женщина рожавшая... я умираю от жажды.
-- Господи, да неужто я вас забуду?
И с этими словами ушла, больше не появившись. Музыка гремела и буйствовала, а вокруг Екатерины сосредоточилась вязкая, невыносимая и, казалось, противная на ощупь тишина. Все покинули ее! Летний дворец содрогался от плясок. Шла гульба -дым коромыслом, и никто о ней даже не подумал. Пьяный муж заглянул в двери, но тут же скрылся, крикнув жене, что ему очень некогда.
Было утро. И день миновал. Праздник продолжался.
Наступила ночь -- уже вторая ночь.