Потом, под маленькую чашечку чая я умял несколько шоколадных конфет на основе шоколадного глинтвейна и клубничного вина.
Потом, уже просто так, я слопал мармелад из ревеня, сливочного маскарпоне и сорбет с лимоном.
Когда же Нианзу предложил мороженое из вереска, черники, меда и ржи, я мог уже только мычать. Но от мороженого все же не отказался.
Трапеза подошла к концу и я едва дышал. Хотелось спать и я откровенно зевал.
— Нианзу, угодил ты сегодня нашему младшему, но не менее значимому члену семьи! — произнес Вяземский.
— Всегда рад стараться! — улыбнулся тот.
— Благодарю за прекрасную еду! — сказал я. — Я наелся до отвала!
Это резануло слух Вяземского, но он не подал виду.
— С вашего позволения я бы пошел к себе в комнату, устал очень сильно, — произнес я.
Зевота наваливалась и я едва держался, чтобы не уподобиться бегемоту и не раскрыть рот.
— Конечно, Максим, — кивнул отец. — Мы все изрядно устали и нам надо отдохнуть…
Вяземский вдруг замолчал, словно о чем-то задумавшись.
— Отец? — я привстал.
Чутье подсказывало — что-то не так.
— Я… — произнес Вяземский и голос его мне не понравился — словно скрип не смазанных петель.
— Все нормально?
— Да, все в полном порядке, — после некоторой паузы ответил Вяземский, вымучивая улыбку. Потом, повернувшись к Нианзу, прохрипел: — Таблетки мои… принеси… пожалуйста…
Китаец рванул к двери. В наступившей тишине было слышно как быстро он поднимается по лестнице — перепрыгивая по несколько ступеней, вверх.
— Отец, ты себя плохо чувствуешь? — я подошел к Вяземскому, налил в стакан воды.
— Я… нормально… просто сердце немного прихватило…
Отец схватился за грудь, сморщился, не смог сдержать стона.
— Ух!
— Скорее, врача! — первым закричал я.
Ольга схватила телефон, начала трясущимися руками тыкать в кнопки.
— Я… нормально… — захрипел отец, схватившись за грудь. — Не стоит… все нормально будет… сейчас отпустит… Ох!..
— На пол! Надо уложить его на пол!
Я подхватил отца, помог ему сползти на ковер, развязал галстук и освободил грудь. Под голову положил подушку.
— Хорошо, что успел… завещание… — улыбнулся сквозь боль Вяземский, глянув на меня.
— Брось, все будет нормально, — начал успокаивать его я. — Рано еще о завещании говорить.
— Нервы совсем плохие стали, сердце шалит.
— Нианзу, да где ты там?! — закричал я.
Вяземский был совсем плохо, его лицо посерело и превратилось в маску, жуткую страшную маску.
— Нианзу! — вновь закричал я.
— Но я успел… — совсем уже тихо прошептал Вяземский.
— Папочка! Боже! Что же происходит? — заревела Ольга.
Егор, все это время сидящий за столом, словно вышел из спячки, начал бегать по комнате в поисках телефона. Потом, поняв, что нам нужен Нианзу с лекарствами, рванул за ним наверх.
— Врача вызывай! — рявкнул я на сестру. — Стахановой звони!
Та пришла в себя, быстро набрала нужный номер, срывающимся голосом залепетала:
— Татьяна Валерьевна, папе плохо! Все нормально было, потом он за сердце схватился! Скорее, прошу вас, как можно скорее приезжайте!
«Ты чувствуешь, как уходит его жизнь?» — внезапно зашептала Смерть, появившись в дальнем углу комнаты.
«Прочь! Не сегодня!» — рявкнул я.
Хотя я чувствовал то, о чем говорила Смерть. Незримая нить белизны жизни мерцала и темнела — Вяземский умирал.
«Нет! Не сегодня! Он будет жить!» — приказал я Смерти.
Та лишь пожала костлявыми плечами.
Наконец прибежал Нианзу. Распахнув флакон, он высыпал таблетки себе на ладонь, целую горсть.
— Вот! Вот лекарства!
Мы дали Вяземскому таблетку, он запил водой. Я принялся создавать печать усиления, потом, когда это не подействовало, попытался создать магический конструкт сохранения. Главное дотянуть до приезда Стахановой, а там…
Заклятие получилось ровным, без сколов и хорошо легло на ауральное тело Вяземского.
Отец сразу обмяк, кивнул:
— Спасибо, теперь легче.
«Это не поможет, — прошептала Смерть. — Сегодня пробил его час, порог пройден».
«Нет! Я спас его! Иди прочь! Прочь!»
«Даже для меня есть вещи, которые мне не подвластны. Я лишь прихожу за теми, чей срок истек».
«Что?!»
«Взгляни сам. Не обманывай себя».
Я глянул. Нить жизни отца совсем поблекла и стала пыльно-серой.
«Нет, он будет жить! Так я сказал! Ты слышишь меня! Он будет жить! Будет жить!»
Смерть не ответила.
Когда через семь минут приехала Стаханова Вяземский был уже мертв.