— Чего?
— Едриттвоюналево! Давай! Громко!
— Едриттвоюналево!
— Громче!
— Едриттвоюналево!!
— Чувствуешь, как отступает? Грусть уходит. Ненужные мысли уходят. Чистая голова становится. Я только так там, за Барьером, этим и спасался. Когда страшно, когда не по себе, крикнешь «едриттвоюналево!» и отпускает.
Разговор про Барьер вновь пробудил во мне не самые приятные чувства.
— Знаешь, как обрюхатить бомжиху? — увидев в моих глаза смятение, спросил Карасик. — Кончить ей на обувь, а мухи доделают остальное!
Карасик залился звонким смехом.
Потом, когда немного успокоился от собственной шутки, достал из кармана небольшой складной телефон.
— Вот, держи. Звони конечно. Тут без взаимовыручки нельзя, Макс. Сегодня я тебе помогу, завтра ты меня огнем прикрывать будешь из окружения. А на шутки мои не обращай внимания. Мне просто с ними так легче.
Я набрал номер Ольги — благо выучил его наизусть, — стал с замиранием сердца ждать ответа, вслушиваясь в каждый гудок вызова.
Но ответ все не было. Пятый гудок. Седьмой. Десятый.
Я сбросил, набрал вновь, словно это могло как-то помочь. Но и во второй раз ответа не последовало.
Немного подумав, я набрал номер Бартынова. Но и он не ответил. Ни с первого раза, ни со второго.
Эх, почему не запомнил номер Воцлава? Сейчас эти одиннадцать цифр сейчас бы спасли меня.
— Что, глухо? — спросил Карасик.
Я кивнул.
— Можно я тогда SMS-ку отправлю?
— Валяй, — кивнул тот.
Дрожащими руками я начал набирать слова, но не успел закончить и первое слова (эти проклятые кнопочные телефоны!) как в дверь постучали.
Карасик вздрогнул, выхватил у меня телефон. И едва успел его спрятать, как дверь открылась и в кабинет вразвалочку, тяжело дыша, вошел мордатый подполковник.
Карасик вытянулся по струнке. Я тоже.
— Новое поступление? — произнес гость, глядя на меня.
Карасик кивнул. Выпалил:
— Так точно! пополнение в ряды.
— Выйди, — сказал подполковник мне. — Нам со штык-фенриком переговорить надо.
— Есть! — ответил я и нехотя пошел к выходу.
Карасик едва заметно кивнул — мол, ничего страшного, потом еще позвонишь, как минутка выдастся.
Я понуро побрел прочь, так и не связавшись с сестрой.
С самого утра ожидаемо начались проблемы с Евгенией. Объявили зарядку и приказали раздеться до пояса. Я мельком глянул на девушку, та кивнула — все нормально. Небольшое заклятие в виде морока и никто ничего не понял.
Но продержать она его смогла не больше пятнадцати минут — потом конструкт начал таять. Я вовремя успел это заметить и укрепил заклятие, чем спас Евгению от неминуемого раскрытия. В толпе парней голая девушка привела бы к самым печальным последствиям.
В столовой тоже пришлось выручать. Кто-то из бойцов начал шумно выяснять с Евгенией отношения, сетуя на то, что та задела его на раздаче локтем. Предлагалось даже сцепиться на кулаках после завтрака.
Я с трудом замял конфликт.
После завтрака тоже начались мелкие стычки — дай закурить? че толкаешься? че смотришь криво? — которые я старался замять. Евгения словно притягивала к себе неприятности и вскоре я уже пожалел о том, что не отправил ее отсюда домой.
«Наверное, это гормоны, — успокаивал себя я. — Парни чувствуют девушку, хоть и ничего не могут понять, поэтому и бесятся. Самобытные звериные инстинкты, которые в условиях войны и лишений только усиливаются».
Это привело на мысль, которую долго разрабатывал. Магия запахов давалась мне с трудом еще в пору учебы в Школе, поэтому сейчас пришлось повозиться, чтобы придумать конструкт, способный маскировать исходящие из молодого тела феромоны Евгении.
— Жека, ух! — пройдя мимо, произнес Клим. — Ты бы помылся что ли! Пахнет от тебя так…
— Как? — нахмурилась та.
Я тоже прислушался.
— Как от сапог штык-фендрика Карасика. Аж глаза слезятся!
Я облегченно вздохнул — значит сработало.
— Кстати, никто не обращал внимание на этого дядьку? Какой-то он странный.
Клим повертел пальцем у виска.
— Сказал мне таким грустным мечтательным голосом, что хочет иметь детей. И добавил, что их родители, скорее всего, будут против.
Шталин хмыкнул.
— У него просто юмор специфический, — ответил я.
— Специфический, — кивнул Клим. — Это мягко сказано. Больной юмор — это вернее будет.
— А вот и он сам, — буркнул Иван Ходун.
Подошел Карасик, поздоровался. Спросил о том, как мы обжились в казарме.