— Как он себя чувствует? — осторожно поинтересовался я.
— Сегодня — молчалив, — со вздохом ответил прислуга. И добавил: — Еще в сознании.
Я понял, что надо поспешить.
Поднявшись на второй этаж, где когда мне уже приходилось быть, я подошел к дверям, ведущим в кабинет Бартынова и постучал.
Не ответили.
Я вновь постучал, настойчивее.
— Да кого там? — раздался знакомый голос.
Я приоткрыл дверь, заглянул. В нос пахнуло спертой вонью перегара и давно не мытого тела.
— Разрешите? — спросил я, пытаясь найти взглядом в полутьме комнаты Бартынова.
— Вяземский? — удивился хозяин комнаты.
Он сидел не за своим рабочим местом, а на полу, возле окна.
— Это что, действительно ты?
— Я.
— Зачем пришел?
Мне понадобилось некоторое время, чтобы сформировать мысль. Один только вид Бартынова заставил меня впасть в ступор и растеряться. Идеально уложенные волосы, седая борода, подстриженная так искусно, что хоть картины с нее пиши, приталенный черный пиджак, идеально завязанный галстук, белая до слепящей белизны рубашка, повадки тигра, взгляд волка. Таким я первый раз видел Бартынова.
Теперь же это был неопрятно одетый старик, седой, с ворох нечёсаных волос, в давно не стираном исподнем, с потухшим взглядом. Словно вместо Бартынова сюда, в его комнату, поместили похожего на него старика, найденного где-то в приюте для пожилых.
— Что с вами… — я прикусил язык — все-таки не стоило забывать с кем я сейчас разговариваю.
Пусть вид меня не обманывает — передо мной по прежнему представитель Верхней палаты, со всеми вытекающими отсюда. Пусть в несколько неопрятном виде и в состоянии… слегка не представительном, но все же.
— Я по делу к вам, — коротко ответил я. — Разрешите войти?
— Входи, если хочешь, — меланхолично ответил тот.
Я вошел. едва не запнулся о груду пустых бутылок, лежащих прямо под ногами.
Бартынов попытался встать, но не смог — то ли не было сил, то ли еще качало со вчерашнего выпитого.
И тогда он пополз на четвереньках.
Мне стало стыдно за него.
В кого же он превратился?
— Давайте я вам помогу, — я подошел к нему.
Но тот лишь отмахнулся.
— Сам.
И проследовал до стола, где стоял ворох пустых бутылок.
Схватившись за краешек стола, поднялся. Спина при этому него сухо и громко хрустнула.
— Черти дери! — скривился Бартынов, хватаясь за поясницу.
Потом начал осматривать бутылки на наличие в них выпивки. Однако они все были пусты.
— Трошка — крикнул он и я вздрогнул — голос его был по прежнему грозен. — Трошка! Вина!
Бартынов замер, словно задумавшись, Потом резко повернулся ко мне. Глянул на меня и брови его поползли вверх.
— Вяземский? — он словно увидел меня в первый раз. — Это ты?
— Да, это я, — вновь ответил я.
— А я думал, что ты умер.
— Нет, не умер, — коротко ответил я.
— А зачем пришел?
— Хотел поговорить с вами.
— Говори.
Бартынов поднял со стола пачку сигарет, вытащил одну, засунул в уголок рта и закурил.
— Говори, но только коротко — голова раскалывается, надо выпить.
Побыстрее вряд ли получилось бы — слишком много вопросов у меня накопилось.
Но начал я с самого главного, который мучил меня.
— Почему вы отпустили Григория Герцена?
Бартынов сморщился, словно голову прошил приступ боли. Он задохнулся от сигаретного дыма, начал надсадно кашлять.
— Зачем вы его отпустили? — повторил я вопрос, когда тот немного утих.
— Пошел прочь! — махнул Бартынов, словно отгоняя надоедливую муху.
— Нет. — Внезапно жестко ответил я. — Пока не ответите — не уйду.
Я подошел к двери и закрыл ее на замок.
Это удивило хозяина комнаты. Он посмотрел на меня красными глазами, достал вторую сигарету.
— Зачем вы отпустили Григория Герцена? — повторил я вопрос.
Бартынов посмотрел на меня — и в первые в этом взгляде проскользнуло что-то от того прошлого Бартынова, мне аж стало не по себе. Ледяной взгляд, пронзающий насквозь словно шампур кусок мяса.
— А какой мне с него толк?
— Он убил вашего сына.
Бартынов вновь сморщился.
— Вы хотели уничтожить наш род — едва только узнали эту новость и когда все улики были против меня. Но как только я вам указал истинного убийцу, вы его милосердно отпустили. Где логика?
— Трошка! — вновь рявкнул Бартынов.
Но слуга не отвечал.
Тогда хозяин комнаты двинул к бару и принялся копошиться там, звеня стеклотарой.
— Да прекратите вы! — рявкнул я.