— Ближе к делу! — начал нервничать Бартынов.
— Хорошо, — кивнул Чернов. — Вкратце расскажите мне, что случилось: характер повреждения, магические элементы, которые были задействованы, что-то, что, как вы считаете, будет мне полезно.
— Его ударили огненным шаром, каким именно — не разглядел. То-то сильно похожее на «Круг Жертвы». Я наложил как смог поддерживающие заклятие, но я в это мне спец.
— Вас понял, — кивнул Чернов.
И подошел ко мне ближе.
— Сейчас осмотрю рану.
Я начал вновь проваливаться в беспамятство. Это тут же заметил Альберт Михайлович и накинул на меня спасительную сеть заклятия. Полегчало. Боль отупила, сознание прояснилось.
— Спасибо, — кивнул я, облизывая пересохшие губы.
— Вы правы, — обратился к Бартынову Чернов. — Это «Круг Жертвы», да не простой, а с оттягиванием нижнего слоя.
— Что это значит?
— То, что надо очень хорошо поработать, чтобы… — Чернов глянул на меня, в глазах мелькнуло сомнение. Но он все договорил: — Чтобы спасти Максима.
— Тогда действуйте, док, — произнес Бартынов. — Я в вас верю.
— Хотел бы и я в себя так верить, — не весело ответил тот.
— Продержите его как можно дольше — я пока постараюсь найти хоть какого-то врача. Будь они все неладны!
Чернов кивнул. И принялся колдовать надо мной.
Но длилось это не долго. Проведя рукой и создав проекцию магического сканера, Бартынов задумчиво посмотрел на результат и произнес:
— Парень безнадежен. Его не спасти.
Глава 12
— Док, не надо бросаться такими словами.
Бартынов аж привстал с кресла. Его кустистые брови сдвинулись к переносице.
— Я говорю предельно честно, — ответил Чернов, и по выражению его лица стало понятно — так оно и есть. — Парень обречен.
Это повисло в воздухе.
Я слышал слова Альберта Михайловича, но мне было все равно — его слова не ранили меня. Я ощущал странное чувство умиротворения, которое наступает, за мгновение до того, прежде чем провалиться в сон. И только боль не давала мне окончательно отключиться.
Боль. Высверливающаяся, жуткая, сводящая с ума.
Вместе с огненным заклятием в рану попало еще что-то — я это ощущал. Какой-то невидимый сплетенный узелок, но какой именно я и сам не мог понять. Он что-то изменял в моем теле, отравлял его, но не обычным ядом, а магическим.
Хотя и отравление это сложно было назвать. Изменением — вот близкое слово к тому, что сейчас происходило со мной.
Герцен, наверное, сейчас счастлив, что смог ранить таким образом меня.
— На основании чего вы сделали такие выводы?
Бартынов закурил прямо в комнате.
— Проекция показала слишком странные результаты, — начал пояснять Чернов, недобро глянув на табачный дым и на Бартынова, который его выпускал. — Мне сложно было идентифицировать их, поэтому я применил частный анализ.
— И что он показал?
— Что смерть уже внутри его тела. Парень обречен, он умирает.
— Альберт Михайлович… — прошептал я, слушая весь разговор.
Мне все было понятно, но вот непосвященных истинная причина увиденного могло явно напугать.
— Прости, Максим, — склонил голову Чернов. — Вы сами просили меня быть предельно честным — я сказал как есть.
— Я знаю. Мне надо кое-что вам сказать, — произнес я. И глянул на Бартынова. — Наедине.
Бартынов понимающе кивнул и вышел.
Я хотел извиниться, за то, что заставляю его выйти, но не смог — очередной спазм боли затмил разум, погрузив на мгновение меня в красный океан.
— То, что я вам сейчас расскажу, — продолжил я, едва боль утихла. — Покажется вам бредом, но отнеситесь к этому очень серьезно. И прошу, пусть это останется между нами.
— Конечно. Я умею держать язык за зубами.
Я доверял Чернову. Он единственный, кто верил в меня во время учебы и единственный, кто помогал мне. Поэтому я рассказал ему про Смерть. Рассказал про Барьер и свои обрывчатые воспоминания. Рассказал все. Без утайки. Не боясь быть осмеянным или причисленным к сумасшедшим.
Альберт Михайлович слушал молча, не перебивал.
— Поэтому вы и увидели то, что увидели, — закончил я свой рассказ.
Меня охватила сильная слабость. Я едва держался на плаву и старался из всех сил, чтобы не потерять сознание. Мне важно было услышать мнение учителя.
— Это очень необычно, — ответил, наконец, Чернов, выслушав меня. — Я впервые о таком слышу.
— Я говорю вам правду.
— Я верю тебе, Максим! Но что-то сказать конкретного я пока не могу — нужно изучить ту сущность, называющую себя Смертью. Я не верю в то, что существует какое-то одно воплощение того, кто забирает наши жизни. Это что-то из разряда легенд, очень старых легенд и мифов. Ведь так удобнее — верить в то, что есть один страшный бог — или демон, — который забирает наши жизни. Удобно потому что так легче нарисовать себе образ того, кого можно ругать и проклинать.