Я с трудом осознавал себя, но вот все остальное путалось. Я не понимал где нахожусь, что со мной происходит и когда все это закончится.
Порой казалось, что в этом тумане я пребываю уже лет сто, не меньше. А порой ощущение времени и вовсе исчезало, и тогда начинал растворяться в этой серой дымке, ощущая, как она поглощает меня.
Полностью уйти в туман не давала боль. Она держала словно цепь, и порой с силой рвала ошейник на себя, заставляя меня кричать.
Если бы не серость, то это все сильно бы напоминало Барьер, его первый круг, самый страшный и… Впрочем, откуда мне было знать, что первый круг — самый страшный? Я даже не добрался до второго.
Из глубин тумана вышло воспоминание — Герцен ранит меня.
И я вспомнил весь разговор с Черновым. Мне нужно найти Смерть и попросить у нее помощи.
Только как ее найти?
Я глянул на туман. Он был плодом моего воображения, но убрать его я не мог.
А еще он был живым.
Я это понял, едва попытался согнать его в сторону. Какие-то зачатки мглы начали сопротивляться этому — я явственно почувствовал толчок. Туман не желал уходить прочь.
«Смерть…» — послал я импульс в сторону мглы.
И тот внезапно ответил мне.
Не словами, но образами.
Он показал мне зеркало, в котором отражался я. На груди виднелась страшная рана.
Что это значило? Что Смерть нужно искать в чертогах собственного разума? Так я это и без тумана знал.
Я вдруг разозлился. Мне захотелось сотворить какой-нибудь магический конструкт, способный рассеять этот смог и лишь голос разума остановил от этого — творить в собственном сознании магию и направлять на фантомов, рожденных своим же мозгом — очень плохая идея.
Как же мне тогда найти Смерть?!
И вновь зеркало, выплывшее из серой мглы.
На это раз вместо моего отражения, там была костяная.
Меня словно поразило молнией. Я все понял. И от этого осознания мне стало не по себе.
Слова Смерти, произнесенные за Барьером, когда произошло слияние, были не просто констатацией факта. Они были ключом.
«Ты — это я», — сказала она мне.
Тогда я это воспринял несколько иначе. Я подумал, что коль Смерть теперь в моей душе, то так оно и есть.
Но Смерть не поселилась в моей душе, словно сожитель в комнату общежития. Она стала частью моей души! Я и был теперь Смертью! Не полной ее сущностью, но новым существом, метаморфозом, получившимся послед объединения двух астральных душ — моей и Смерти.
Меня трясло. Я не знал что делать.
Получается я теперь демон? Собиратель душ?
Или, все же я — это я?
Вопросы оставались без ответов, а время утекало. Я почувствовал это особенно явственно, когда боль в груди стала такой невыносимой, что меня подкинуло вверх и выбросило в сознание.
— Максим! — услышал я полный тревоги голос Альберта Михайловича. — Тебе надо спешить!
И вновь погружение в самые глубокие бездны разума.
Как помочь?
Я попытался собраться с мыслями.
Туман способствовал этому. Он оградил меня со всех сторон и начал кружить, все быстрее и быстрее.
Не сразу я понял, что сам управляю этим серым клубящимся существом. Подняв голову, я вдруг остановил круговорот и направил его в другую сторону. Получилось. Туман слушался меня.
А потом очередная догадка поразила меня.
Туман — не мое видение, он был частью моей сущности, моим целым. Он был мной. Я просто отделил его от себя нынешнего, чтобы лучше осознать самого себя.
И тогда пришло спокойствие и отрешенность.
Я уже не паниковал и не боялся. Я действовал так, как должен был действовать — знал, что надо делать. И эти знания, они шли откуда-то сверху, не принадлежали мне. Они рождались словно бы из ниоткуда, точные и верные.
Магические конструкты, все те же, необычные, угловатые и смещенные, словно картины Пикассо. Но они были идеальными. Никто не создал более точного заклятия, пригодного именно для этой ситуации.
В конструкте было учтено все — мой рост, возраст, анатомические характеристики, глубина ранения, его характер, даже время суток, в которое я его получил. Тысячи аспектов и нюансов были включены в хитрую запутанную вязь заклятия, которое пришло мне в голову, и которое я сейчас сотворил.
Оно принадлежало Смерти, но и было моим, ибо я и был сейчас Смерть.
Подняв конструкт над головой, я обрушил его на себя. Словно встав под водопад, я почувствовал освежающую прохладу. Каждая клеточка тела перерождалась вновь.
Рана вдруг вспыхнула ярким розовым светом. От внезапного жара, пробившего грудь, захотелось кричать. Но огонь быстро угас, оставляя в груди холод. Все было окончено.