— Рядом люди ходят, боялся быть обнаруженным, — произнес солдат, косясь на меня.
Я одобрительно кивнул.
— Хорошо, докладывай, как обстановка? — немного успокоившись, произнес Герцен.
— Готовятся отражать атаку, — коротко ответил тот.
— Есть что-то новое?
— Нет, все так же.
— А на кой ляд тогда звонишь?! — вновь закричал Герцен.
— Я это, узнать хотел, когда атака будет.
— А еще что тебе сказать, ушлепок? Ты там совсем связь с реальностью потерял?
— Просто Вяземский обмолвился про скорый отъезд, — Крупнов сморщил глаза — в них попал пот, текший со лба.
— Когда именно? — тут же заинтересовался Герцен.
— Я не знаю, слышал лишь только, что собирается отъехать на время. Я и подумал, что если атака ваша будет, когда его на месте не окажется — то все зря получается, будет.
— Попытайся выяснить, когда он собирается покинуть дом.
— Дык как? Я же обычный солдат!
— Как хочешь! — закричал Герцен. — Не мои проблемы!
— Просто бы если я бы знал хотя бы примерную дату вашей начал атаки, то смог бы помешать выезду Вяземского за пределы поместья, чтобы не сорвать весь ваш план.
— Каким это способом?
— Не знаю, — пожал плечами Крупнов. — Какой-нибудь небольшой саботаж сделал бы, поджог бы что-нибудь. Думаю, это бы вполне задержало бы Вяземского.
— Х-м… — Герцен явно задумался. — Хорошо, слушай: атаку сегодня можно не ждать — еще ждем прибытия людей. Завтра? Пока тоже не знаю. Но затягивать не хочу. Надо как моно скорее размазать этого сопляка!
— Вас понял, Григорий Степанович!
— Держи в курсе.
— Григорий Степанович, я насчет своего отца хотел еще уточнить…
Но Герцен уже его не слушал — положил трубку.
— Неплохо, — кивнул я.
— Так я это, пойду? — произнес Крупнов, протягивая мне телефон.
Бартынов аж хрюкнул от смеха. Потом произнес:
— Пойдешь, но только в подвал.
— Сотовый я оставлю пока у себя, — сказал я. — Ты будешь помогать нам. Если все хорошо будешь делать — останешься в живых. Понятно говорю?
— Понятно, — понуро ответил Крупнов.
Мы двинули к башне — туда и заперли пленника.
— Вот ведь ирод! — злобно произнес Бартынов, когда шпион был заключен в камеру. — Как думаешь — еще есть такие?
— Думаю, нам стоит извиниться перед Вебером, — ответил я.
— Что?! — прогрохотал Бартынов.
— Да, это будет верно. Пошли.
Спутник артачился, но шел.
— Антон Павлович, — обратился я к Веберу, едва мы подошли к нему.
Глава рода сотворял какое-то заклятие и оторваться от построения просто так не мог — это было чревато взрывом.
— Да? — произнес он, выводя в воздухе причудливую руну — я такую раньше никогда не видел.
«Руна «Вех» — холод ночи, сила звезд», — ответил внутренний голос — и в его интонациях я услышал Смерть.
— Мы хотели принести свои извинения за то, что не поверили вам, — сказал я и посмотрел на Бартынова.
Тот нахмурился, кивнул.
— Да, извиниться.
— Да ничего страшного, — улыбнулся Вебер. — Я вас прекрасно понимаю. Все-таки убедились, что солдат был предателем?
— Убедились, — ответил я. — И хотели бы попросить вас, естественно, как только вы освободитесь, чтобы вы посмотрели и остальных людей — вдруг еще кто-то из них общался с Герценым?
Вебер кивнул.
— Конечно! Я через полчаса закончу с конструктом высшего порядка, — он сделал особый упор на слове «высшего», словно желая подчеркнуть свою значимость во всем этом — или просто позлить Бартынова, — и немедленно примусь за это дело.
— Спасибо!
— Так, а с пленным что? — заинтересованно спросил Вебер, глянув на нас. — Его уже можно принести в жертву?
— Нет, — покачал я головой. — Он нам еще понадобится.
— Жаль, — поник Антон Павлович. — Я хорошо разбираюсь в магии крови — мы могли бы использовать каждую его каплю крови очень продуктивно, во благо общего дела.
— Как-нибудь в другой раз, — пораженный ответил я.
Еще не хватало тут жертвенники поставить и людей мучить!
— Как вам будет угодно, — ответил тот и вновь принялся плести заклятие.
— Как думаешь — Герцен не понял, что его засланного раскусили? — спросил Бартынов, как только мы отошли от Вебера.
Я пожал плечами.
— Вроде по тону голоса не понял ничего, клюнул.
— Будем на это надеяться. Если то, что он говорил — правда, то наиболее вероятное время атаки — послезавтра. Хотелось бы, чтобы к этому времени к нам еще кто-нибудь примкнул.
Бартынов был хмур и я его понимал. На нашей стороне было не так много людей. А вот к Герцену, судя по новостям, народ примыкал охотнее — сказывалась агитация Аксенова.