– На визите гер… министра полиции.
– Ах да! Итак, вместо того чтобы умолять его наложить лапу на вашего прелестного супруга и отправить его в Англию с первым попавшимся фрегатом, наоборот, попросите доставить Франсиса к вам, чтобы вы смогли ознакомить его с вашим решением.
– Моим решением? Я должна принять решение?.. Но какое? – вздохнула Марианна, ничего не понимая.
– Да, безусловно! Я просто удивляюсь, как вы об этом еще не подумали. Когда вы будете принимать министра, попросите его между прочим узнать, что сталось с вашим святым человеком, крестным отцом, этим непоседой Готье де Шазеем! Вот в ком мы будем нуждаться в самое ближайшее время!.. Еще когда он был ничтожным священником, он уже пользовался большим доверием у папы. И вам не кажется, что для того, чтобы аннулировать брак, папа может быть полезен? Вы начинаете понимать, не правда ли?
Да, Марианна начала понимать. Идея Аделаиды была такой простой, такой блистательной, что она удивилась, как ей раньше это не пришло в голову. Вполне возможно, что расторгнуть ее брак будет легко, поскольку он не был безупречным и заключен с протестантом. Тогда она будет свободной, совершенно и чудесно свободной, раз с нее сняли обвинение в убийстве мужа. Но по мере того, как в ее памяти всплывала миниатюрная, но полная достоинства фигура аббата де Шазея, Марианна чувствовала, как ее охватывает тревога.
Сколько раз с тех пор, как на заре осеннего дня она в отчаянии смотрела с набережной Плимута на исчезающий вдали небольшой парусник, столько раз она думала о своем крестном отце! Вначале с сожалением, однако и с надеждой, а по мере того, как шло время, с некоторым беспокойством. Что скажет божий человек, такой непримиримый в вопросах чести, так слепо преданный своему изгнанному королю, найдя крестницу в облике Марии-Стэллы, оперной певицы и любовницы Узурпатора? Сможет ли он понять, сколько пришлось Марианне перенести страданий и неприятностей, чтобы дойти до этого… и от этого быть счастливой? Конечно, если бы она догнала аббата на Барбикене в Плимуте, ее судьба сложилась бы совершенно иначе. Она, безусловно, получила бы по его рекомендации убежище в каком-нибудь монастыре, где в молитвах и размышлениях постаралась бы забыть и искупить то, что никогда не переставала называть справедливой экзекуцией… но, если она часто и с сожалением вызывала в памяти доброту и нежность своего крестного, Марианна откровенно признавала, что она ничуть не сожалела о том образе жизни, который он предлолжил бы вдове лорда Кранмера. В конце концов Марианна поделилась с кузиной одолевавшими ее сомнениями:
– Я буду бесконечно счастлива отыскать моего крестного, кузина, но не кажется ли вам, что это выглядит слишком эгоистично: разыскивать его только ради расторжения брака? Мне кажется, что Император…
Аделаида захлопала в ладоши.
– Какая прекрасная мысль! Как я раньше об этом не подумала? Император, конечно, Император – вот выход! – Затем, изменив тон: – Император, который приказал генералу Радэ арестовать папу; Император, который держит его пленником в Савоне; Император, которого Его Святейшество в превосходной булле «Quum memoranda…»[1] так мастерски отлучил от церкви в прошедшем июне, – и это Император, который нужен нам, чтобы представить папе прошение о разводе… тогда как ему самому не удалось расторжение собственного брака с несчастной Жозефиной!
– Это правда, – промолвила сраженная Марианна. – Я забыла. И вы полагаете, что мой крестный?..
– Вы будете иметь развод в руках, едва он попросит! Я в этом ничуть не сомневаюсь! Найдем дорогого аббата и… кривая вывезет: вперед к свободе!
Внезапный энтузиазм Аделаиды склонил Марианну отнести на счет шампанского ее восторженный оптимизм, но нельзя было отрицать, что старая дева права и при данном стечении обстоятельств никто, кроме аббата Шазея, не смог бы помочь… хотя неприятно было осознать, что Наполеон не всесилен. Но удастся ли быстро отыскать аббата?..
Ударом иссохшего пальца Фуше захлопнул крышку табакерки, опустил ее в карман, затем с подлинным изяществом XVIII века пощелкал по муслиновому галстуку и накрахмаленным оборкам рубашки.
– Если этот аббат де Шазей вращается в окружении Пия VII, как вы считаете, он должен находиться в Савоне, и я думаю, что нам не составит труда найти его и препроводить в Париж. Что же касается вашего супруга, похоже, что дела обстоят менее удачно.
– Неужели это так трудно? – живо откликнулась Марианна. – Разве он и виконт д'Обекур не одно и то же лицо?
Министр полиции встал и, заложив руки за спину, стал медленно прохаживаться по салону. Его хождение не было таким нервным и импульсивным, как у Императора. Оно было спокойным, задумчивым, и Марианна невольно задумалась, почему мужчины испытывают такую необходимость мерить ногами комнату, когда их втягивают в обсуждение чего-либо. Не Наполеон ли ввел это пристрастие в моду? Аркадиус де Жоливаль, самый дорогой, верный и незаменимый Аркадиус, тоже был в этом грешен.
«Ходячие» размышления Фуше оборвались перед портретом маркиза д'Ассельна, гордо царившим над желто-золотой симфонией салона. Герцог посмотрел на него, словно ожидал ответа, затем в конце концов повернулся к Марианне и окинул ее мрачным взглядом.
– Вы в этом так уверены? – сказал он медленно. – Нет никаких доказательств, что лорд Кранмер и виконт д'Обекур одно и то же лицо!
– А я это хорошо знаю. Но я хотела бы, по меньшей мере, увидеть его, встретить…
– Еще вчера это было бы просто. Смазливый виконт, квартировавший до сих пор в отеле Плинон на улице Гранж-Бательер, после своего приезда усердно посещал салон мадам Эдмон де Перигор, для которой он привез письмо от графа Монтрона, ныне пребывающего в Анвере, как вам, без сомнения, должно быть известно.
Марианна сделала утвердительный знак, но нахмурила брови. Ее охватило сомнение. Со вчерашнего дня она была уверена, что Франсис и виконт д'Обекур – одно лицо. Она цеплялась за это предположение, словно хотела доказать себе, что не стала жертвой галлюцинации. Но как представить себе Франсиса у племянницы Талейрана? М-м де Перигор, хотя и урожденная княжна Курляндская и самая богатая наследница в Европе, проявила себя более чем дружески по отношению к Марианне даже тогда, когда простая лектриса г-жи де Талейран звалась м-ль Малерусс. Конечно, Марианна не знала, сколь велики связи ее подруги, которую она, впрочем, не так уж усердно посещала, но молодой женщине казалось, что, если бы лорд Кранмер вошел в салон Доротеи де Перигор, какой-нибудь таинственный голос обязательно предупредил бы Доротею.
– Значит, в Анвере, – сказала она наконец, – виконт д'Обекур познакомился с графом Монтроном? Но это не доказывает, что он оттуда родом. Между Фландрией и Англией существуют очень тесные отношения.
– С этим я готов согласиться, но я спрашиваю себя, мог ли сосланный граф Монтрон, находящийся под надзором императорской полиции, набраться смелости стать гарантом замаскированного под фламандца англичанина, то есть шпиона. Не слишком ли велик риск? Заметьте, я считаю Монтрона способным на все, но с условием, чтобы это принесло ему выгоду, а, если память мне не изменяет, человек, за которого вы вышли замуж, видел в вас только внушительное приданое, немедленно, кстати, промотанное им. Исходя из этого, я не верю в любезность Монтрона, не подкрепленную финансовой приманкой.
С этим стройным логическим рассуждением Марианне пришлось, хотя и с сожалением, согласиться. Итак, Франсис, может быть, не прячется под именем фламандского виконта, но он был в Париже, это уж точно. Она тяжело вздохнула и спросила:
– У вас нет сведений о прибытии какого-нибудь судна контрабандистов из Англии?
Фуше кивнул и продолжал:
– Неделю назад, ночью, английский куттер приставал к острову Хеди, чтобы забрать оттуда одного из ваших хороших друзей, барона де Сен-Юбера, с которым вы познакомились в каменоломнях Шайо. Разумеется, я узнал об этом, только когда куттер отдал концы, но то, что он забрал кого-то, не значит, что он раньше не высадил кого-нибудь другого, прибывшего из Англии.