Но молодая женщина окинула его диким взглядом.
– Мы поедем в Компьен, мы тоже.
– Однако… для чего? – удивился Жоливаль. – Я боюсь, что вы задумали какое-нибудь безрассудство. Дался вам этот кортеж!..
– Я хочу ехать в Компьен, говорю вам, – настаивала молодая женщина, топая ногой. – И не спрашивайте меня зачем, я и сама не знаю. Единственное, что я знаю, – это то, что мне необходимо туда ехать.
Она так побледнела, что Аркадиус нахмурил брови. Словно жизнь полностью покинула ее, оставив безучастное тело. Совсем тихо, пытаясь избавить ее от леденящей, парализующей боли, он напомнил:
– А… как же с сегодняшним свиданием?
– Оно не интересует меня больше, раз это не он назначил его. Вы слышали? Он направился в Компьен. Но не для того же, чтобы вернуться сюда. Сколько отсюда до Компьена?
– Около пятнадцати лье!
– Вот видите! Теперь в седло и поедем кратчайшим путем! Я хочу быть в Компьене раньше их.
Она уже бежала к деревьям, где были привязаны лошади. Следуя за нею, Аркадиус еще пытался образумить молодую женщину:
– Не безумствуйте, Марианна. Вернемся в Брэн, и предоставьте мне сходить посмотреть, кто вас будет ждать этой ночью.
– Это меня не интересует, говорю вам! Когда же вы поймете, что во всем мире только одно существо имеет для меня значение? К тому же эта встреча может быть только западней! Теперь я уверена в этом… Но я не обязываю вас следовать за мною! – бросила она жестоко. – Я прекрасно смогу ехать одна.
– Не говорите глупости! – пожав плечами, заметил Аркадиус.
Чуть пригнувшись, он протянул молодой женщине скрещенные руки, чтобы она оперлась носком и села в седло. Он не корил ее за черную меланхолию, ибо понимал, как тяжелы для нее эти минуты. Просто ему больно было видеть, как она набивает себе шишки при встрече с неизбежностью, с которой не в силах бороться ни она, ни кто-либо другой.
– Едем, раз вы считаете это необходимым! – сказал он только, садясь в свою очередь в седло.
Ничего не ответив, Марианна сжала каблуками бока своей лошади. Животное помчалось бешеным аллюром по идущей над водой дороге. Курсель, где только несколько физиономий высунулось на шум, вновь погрузился в тишину заброшенности. Злополучная берлина, снабженная новым колесом, тоже исчезла.
Несмотря на получившуюся задержку, Марианна и Аркадиус поспели к выезду из Суассона как раз вовремя, чтобы увидеть проезжавшую императорскую карету, без остановки промчавшуюся мимо изумленных и в известной степени возмущенных супрефекта муниципального совета и военных властей, которые ждали несколько часов под дождем ради единственного удовольствия увидеть своего Императора, проскользнувшего у них под носом.
– Но почему все-таки он так спешит? – процедила сквозь зубы Марианна. – Что вынуждает его быть в Компьене?
Неспособная дать приемлемый ответ на этот вопрос, она хотела, после того как на почтовой станции заменили лошадей, двигаться дальше, когда увидела, что императорская карета внезапно остановилась. Дверца распахнулась, и королева Неаполя – Марианна узнала ее по украшавшим плащ страусовым перьям – спрыгнула на дорогу. С возмущением на лице она решительным шагом направилась к следующей карете. Подбежавший камергер откинул ступеньку, и Каролина Мюрат с видом королевы в изгнании уселась внутри, а кортеж возобновил движение. Марианна обратила к Аркадиусу вопрошающие глаза.
– Что это может значить?
Не отвечая на ее вопрос, Аркадиус, чтобы как-то скрыть смущение, нагнулся и сделал вид, что поправляет подпругу.
– Да наберитесь же мужества сказать мне правду, Аркадиус. Вы думаете, он хотел остаться один с этой женщиной?
– Возможно, – благоразумно согласился Аркадиус. – Если только это не один из капризов королевы Неаполя, которыми она так прославилась.
– В присутствии Императора? Никогда не поверю. В галоп, мой друг, я хочу видеть, как они будут выходить из кареты.
И бешеная скачка сквозь ледяные потоки воды, грязь и бьющие по лицу обвисшие ветви деревьев продолжалась.
Въезжая затемно в Компьен, изнеможенная и окоченевшая от холода Марианна дрожала так, что зуб на зуб не попадал, но держалась в седле благодаря огромной силе воли. Все тело болело, словно ее исхлестали бичами. Но ни за что на свете она не призналась бы в этом!..
Выигрыш во времени, который они получили над кортежем, оказался ничтожным, так как на всем бесконечном пути, кроме отдельных участков густого леса, громыхание восьмидесяти трех карет почти беспрерывно долетало до ушей молодой женщины.
Теперь, проезжая по иллюминированным улицам, украшенным флагами от сточных канав до коньков крыш, Марианна беспомощно моргала, как ночная птица, внезапно брошенная на свет. Дождь перестал. Город облетела весть, что Император сегодня вечером привезет свою невесту, ожидавшуюся только завтра. Поэтому, несмотря на позднее время, много жителей находилось на улицах и в различных заведениях. Громадная толпа уже бурлила у решеток большого белого замка. А он сиял в ночи, как гигантская колония светлячков. Во дворе маршировал полк гренадеров гвардии, готовясь к выходу, чтобы осуществить службу порядка. Через несколько минут рослые солдаты в косматых шапках, образуя проход, рассекут толпу, как могучий таран, которому никто не сможет воспрепятствовать. Марианна машинально стряхнула воду, капавшую с полей ее шляпы.
– Когда солдаты выйдут, – сказала она, – мы бросимся вперед, чтобы проскочить через просвет. Я хочу добраться до решетки.
– Это чистое безумие, Марианна! Нас раздавят, растопчут. Эти люди и не подумают уступить вам место.
– Они даже не заметят этого. Пойдите привяжите лошадей и присоединяйтесь ко мне. Надо спешить.
Действительно, когда Аркадиус бегом повел лошадей к воротам большой, ярко освещенной харчевни, все колокола города начали перезвон. Должно быть, кортеж въехал в Компьен. Одновременно громовой приветственный возглас взлетел к небу. Ворота замка отворились, пропуская мощную колонну гренадеров с ружьями наперевес, которые шли вперед строгим строем, рассекая толпу и образуя двойную шпалеру для проезда карет. Марианна бросилась вперед… Жоливаль за нею. Используя отступление толпы, ей удалось, проскользнув за спинами гренадеров, пробраться до решетки замка. Раздавались, правда, возмущенные возгласы, и даже тумаки посыпались на неистового юношу, осмелившегося претендовать на первое место, но она не ощущала ничего. К тому же первые гусары ураганом влетели на площадь, на полном ходу осаживая покрытых пеной лошадей. Толпа в один голос взревела:
– Да здравствует Император!..
Марианна взобралась на низкий фундамент позолоченной решетки, ухватившись за мокрое железо. Между нею и большим крыльцом, на котором выстраивались лакеи в зеленых ливреях, держащие факелы с трепещущим в холодном воздухе пламенем, не было ничего, кроме обширного пустого пространства. В одно мгновение окна и террасы замка заполнились избранной публикой, один оркестр расположился на галерее близко к воротам, другой на площади, а третий прямо в окнах служебной пристройки. Повсюду трещали и брызгали огнем факелы. Стоял невероятный шум, усиливавшийся мощным громом барабанов.
Между рядами гренадеров, пажей, берейторов, офицеров и маршалов показалась летящая карета, за ней другая, третья… Сердце Марианны готово было выскочить из-под мокрого сукна ее костюма. Расширившимися глазами она смотрела, как на устланном ковром широком крыльце появились, под большим треугольным фронтоном, в платьях со шлейфами дамы, чьи диадемы играли многоцветными огнями, и мужчины в богатых, красных с золотом или синих с серебром, костюмах. Она заметила даже несколько австрийских офицеров в парадной белой форме, усыпанной орденами. Где-то пробило десять часов.
Тогда, среди великого смятения и приветственных кликов, показалась наконец карета восьмериком, которую Марианна уже так хорошо знала. Горнисты на галерее протрубили «Славу Империи», в то время как карета на крыльях всеобщего энтузиазма пронеслась через широко распахнутые ворота и описала полную изящества дугу. Стремглав бежали лакеи, факельщики опустились на брусчатку двора, тогда как крыльцо укрылось атласом и парчой склонившихся в глубоком реверансе придворных дам. Глазами, полными слез, которые она не могла больше удерживать, Марианна увидела, как Наполеон спрыгнул на землю, затем, весь сияя, повернулся к сидящей в карете и с нежными предосторожностями внимательного влюбленного заботливо помог ей спуститься. Порыв внезапной ярости осушил глаза Марианны, когда она увидела, что эрцгерцогиня пунцово-красного цвета и ее нелепая шляпа с перьями попугая сильно сбита набок. Кроме того, поза у нее была какая-то странная, довольно-таки принужденная.