Но ведь это мое право!
Несомненно. Но не сразу. Инстинкт самосохранения работал у меня безотказно. Я направила свои размышления на более существенные для данной минуты вопросы. Что сказать нынче утром мастеру Перрерсу? Как мне его называть? Жена ли я ему на самом деле, коль осталась девственницей? Завернувшись в новую накидку, я вернулась в свою каморку, оделась как служанка, которой я вроде бы и осталась, и пошла вниз по лестнице на кухню, чтобы приступить к дневным делам. Нужно было разжечь камин, прогреть очаг на кухне. Если идти быстро и тихонько, то я не привлеку к себе внимания. Так я рассчитывала, да только неуклюжие туфли застучали по ступенькам, и тут же меня окликнули.
— Алиса!
Я хотела было проскочить мимо, будто и не слышала ничего.
— Подойди ко мне, Алиса. И закрой дверь.
Я собрала всю свою храбрость. Разве минувшей ночью он не был добр ко мне? Я свернула с прежней дороги и увидела мужчину, женой которого стала только вчера, за столом, согнувшегося над своими учетными книгами с пером в руке. Это происходило в кабинете, где он ежедневно принимал бесконечный поток заемщиков. Точно так же, как бывало во все прочие утра, когда я приносила ему эль с хлебом. Я сделала реверанс. Очень трудно расставаться с привычками.
— Ты хорошо спала? — поднял он на меня глаза.
— Нет, господин.
— Думаю, ты слишком переволновалась.
Я заподозрила бы, что он хочет посмеяться надо мной, однако черты его печального лица нисколько не изменились. Он протянул мне небольшой кожаный мешочек, туго завязанный. Я посмотрела на мешочек, потом снова на мужа.
— Возьми.
— Вы хотите, чтобы я купила вам что-нибудь, господин.
— Это тебе. — Поскольку я не двинулась с места, он положил мешочек на стол и подтолкнул ко мне.
— Это мне?..
Там были деньги. И, насколько я успела понять, гораздо больше, чем жалованье служанки. Дженин Перрерс оперся локтями о стол, сложил перед собой руки, опустил на них голову и посмотрел на меня грустным взглядом; потом сказал медленно, словно обращался к скорбной разумом:
— Это подарок невесте, Алиса. Утренний подарок. Разве здесь, в Англии, так не принято?
— Даже не знаю. Откуда мне знать?
— Ну, если угодно, это подарок невесте за принесенную в жертву невинность.
— Тогда я не заслужила, — ответила я, нахмурившись. — Вы же не потребовали от меня такой жертвы.
— Ну, в этом виноват я, а не ты. А ты такой подарок вполне заслужила — за то, что терпеливо сносила причуды и слабости старика. — Наверное, щеки у меня сделались красными, как печати на лежащих перед ним документах, так я удивилась его благодарности, так огорчилась, что слова мои прозвучали как бы даже осуждающе. — Возьми, Алиса. У тебя растерянный вид. — Наконец губы его тронуло некоторое подобие улыбки.
— Я действительно растеряна, господин.
— Ты моя жена, и мы не станем нарушать обычай.
— Слушаюсь, господин. — Я сделала реверанс.
— Еще одно… — Он нервно провел пером по разбросанным свиткам и спискам. — Ты сделаешь мне приятное, если не станешь никому говорить…
— О проведенной нами ночи, — закончила я за него, тронутая его добротой. Глаза мои тем временем жадно глядели на мешочек с монетами. — Это останется между нами, господин.
— И о предстоящих ночах…
— Я и о них не стану никому говорить. — В конце концов, кому я могла об этом рассказать?
— Спасибо. Хорошо, если бы ты сейчас принесла мне эля. И скажи Синьоре, что я через час выйду…
— Слушаюсь, господин.
— Мне будет приятно, если ты станешь называть меня по имени — Дженин.