В отличие от Шарлотты нянька втайне ждала Дерика и наедалась, что после разлуки они быстрее помирятся. Наконец, хозяин вернулся – черный как ночь и молчаливый, как камень.
Он сразу ушел в свою комнату и не показывался до ужина. Первое слово, обращенное к жене, граф обронил уже после того, как убрали со стола.
– Я ожидал увидеть что-то подобное, – буркнул он, усаживаясь возле камина. – Вы превратились в стену плача, настоящая кающаяся Магдалена. Если это попытка разжалобить меня, то напрасная, хотя нет, я могу вас немного утешить. Подойдите сюда, Шарлотта!
Она нехотя поднялась и молча остановилась возле мужа, который схватил ее за руку, как фокусник вытащил из кармана перстень, подаренный Эдвину, и надел его на палец.
– Вы обронили это, но, к счастью, такие вещи не теряются, а у Ричарда честные слуги. Что такое, вы не рады?
– Где вы нашли кольцо? – с трудом выговорила она, побледнев как полотно.
– Лично я сам – нигде. Мне его вернули, это вас устраивает? Идите спать, Шарлотта, вы плохо выглядите. – Дерик отпустил ее безжизненную руку и отвернулся к огню. Этой ночью он не мог уснуть и лежал в темноте, слыша приглушенные рыдания своей жены до тех пор, пока чаша терпения не переполнилась. Сверкая глазами, граф распахнул двери ее спальни, сорвал с постели одеяло и схватил Шарлотту за плечи.
– Сию минуту прекратите, если не хотите, чтоб я вас задушил! Я мог отправить к праотцам вашего любовника и жалею, что не сделал этого! Радуйтесь, что он жив и лелейте ваши воспоминания молча, больше вам увидеться не удастся, а если мое общество так вам неприятно, я тоже к вам больше не прикоснусь! И вот еще что, будет лучше всего, если вы пока посидите в этой комнате, чтобы вам не взбрело голову опять сбежать! Он выскочил вон и так громыхнул дверьми, что вздрогнул потолок в спальне, а кое-кто из слуг решил, что началась осенняя гроза. Нехороший признак – гром на голые деревья!
Глава 7. Две дамы и семена розы
Эдвин с ног валился после военного смотра. Он вторую неделю жил в лагере и постепенно успокоился, принужденный быть постоянно на виду и окруженный деятельными людьми. После болезни принца прошел уже почти месяц и скоро пора была возвращаться для осуществления своих матримониальных планов. Мысли про приезд невесты из Мидленда нисколько его не радовали, но протестовать принц не стал. Это была заранее запланированная, ни к чему не обязывающая встреча с целью подтвердить прежние намерения. Саму Катрину Оссэрвам он видел всего один раз – в возрасте двенадцати лет. Она была темноволосой, смуглой, с ярко-красными, как вишни губами и совсем ему не понравилась. Позднее ему присылали ее миниатюры – баронесса повзрослела и стала весьма привлекательной, но все же не в его вкусе.
Проглотив скудный ужин, состоящий из сыра и ломтя солонины, герцог зевнул, растянулся на свой походной кровати и уже смежил веки, когда его потревожил нежданный визитер.
– Войдите! – Эдвин сбросил с матраса длинные ноги, потирая красные от усталости глаза, и дожидаясь, пока распрямится фигура мужчины, явившегося к нему на ночь глядя. Чтобы оказать на него влияние, к молодому герцогу приставили одного из тех, кто имел безупречную репутацию и хорошо знал Эдвина с детства. Джон Безилл Блор уже успел отметиться в последней войне, и имея титул виконта, находился в лагере среди офицеров. Невысокий и плотно сложенный, он отличался спокойным добродушным лицом и таким же ровным характером. Его встревоженное лицо, спешка и сам ночной визит были из ряда вон выходящими.
– Что такое, Блор? Война началась?
– Нет, я мог бы подождать до утра, но это доставили только что, я подумал вы захотите прочесть, – он достал из-под плаща смятый конверт и протянул его принцу.
Тот, недоумевая, соврал сургуч и пробежал глазами короткое послание:
«Ваше высочество, милый мой Эдвин! Я не осмелилась бы писать, но мне необходимо сообщить новость.» – он узнал почерк и на минуту отвел глаза от обрывка бумаги, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле, не давая дышать. – «Случилось нечто чудесное, я жду ребенка и это ВАШЕ дитя. Доверяю письмо последнему из моих верных людей. Молю, позаботьтесь о сыне, если со мной что-то случится, он родится к Петрову дню. Остаюсь ваша. Любящая Ш. Р-Д.»
Эдвин ошалело смотрел на листок, перечитал его снова и в смятении прижал к губам. Его охватила настоящая буря чувств – ликование, удивление, гнев, все смешалось и отразилось на красивом лице.