— Как жаль, что невеста не отвечает жениху взаимностью, — усмехнулся государь. — Стало быть, мой дорогой граф, вы бросили свою жизнь и свою честь к ногам легкомысленной особы?
Градоначальник, вдруг вспомнив о правилах, опустился на одно колено и склонил голову:
— Позвольте возразить, государь, Сурди любит…
— Не стоит стараний, ваше сиятельство, — отмахнулся Ивер, — я верю своим глазам, а они мне ясно показали, что из себя представляет девица, готовая предлагать себя первому встречному, даже если этот встречный король. Порка вашей невесте необходима, и будем надеяться, что она извлечет из нее хоть какой-то урок. И оставим это, дело баронессы закрыто…
— Но она не…
— Довольно, — с ноткой металла в голосе ответил монарх. — Вам бы не о юной куртизанке заботится, а о себе. Если баронесса Говмонд виновна лишь в собственной глупости и распущенности, то с вас спрос будет иным.
Старший барон Говмонд неожиданно ожил. Он кашлянул, привлекая к себе внимание, а после, поклонившись, произнес:
— Ваше Величество, мы с сыном не смеем вмешиваться в дела государственной важности. Позвольте нам откланяться…
— Стоять! — резко произнес государь.
Он поднялся на ноги и неспешно направился к наглецу. Я наблюдала за тем, как король приблизился к старшему барону, превышавшему короля в росте на голову, заложил руки за спину и полюбопытствовал:
— Куда же вы торопитесь, ваша милость? У нас с вами была столь увлекательная беседа, что расставаться с вами я пока не намерен. Впрочем… — он склонил голову к плечу, и я ясно представила кривую ухмылочку, хорошо знакомую мне в минуты, когда государь над кем-то издевался, — я, пожалуй, все-таки отпущу вас ненадолго.
— Ваше Величество, — барон прижал ладонь к груди и галантно поклонился, — благодарю за милость…
— Ко мне! — не слушая его милость, повысил голос король, и в гостиную вошел гвардеец. — Отца и сына Говмонд на рыночную площадь, — приказал монарх, — к позорному столбу и по двадцать плетей каждому. После отвезете в острог и закроете каждого в отдельную камеру. Исполнять, — и, потеряв интерес к барону, чье лицо вытянулось, развернулся и направился обратно к градоначальнику.
Я видела, как побагровел старший Говмонд. Он судорожно вздохнул и кинулся за королем.
— Государь! — гвардеец оказался проворней. Он нагнал барона в двух шагах от короля, ударил его милость по затылку, и когда тот упал, скрутил руки за спиной.
Младший Говмонд дернулся было, но благоразумно удержался от еще одной глупости, ему и без того уже хватало обвинений. А то, что монарх не намерен ни шутить, ни просто журить, ему хватило ума понять. И потому молодой барон послушно поднялся с колен, когда другой гвардеец сжал его плечо, и направился на выход.
— Мы будем опозорены-ы! — взвыл родитель не хуже своей дочери.
— Вы так долго пестовали моих подданных, — мазнув по нему взглядом, произнес государь, — что народ заслужил посмотреть, как будут пестовать вас. — Он вернулся к градоначальнику, по-прежнему стоявшему на одном колени, и присел перед ним: — Вернемся к вам, господин граф. — Ухватив его сиятельство за подбородок, монарх задрал голову градоначальника и заглянул тому в глаза: — Вы хотя бы осознаете, что ждет вас?
— Пощадите Сурди, государь, — ответил граф, и король, отдернув руку, распрямился.
Из глубин особняка доносился вой девицы Говмонд, если она, конечно, всё еще была девицей. Слушком уж развязано она вела себя, слишком нарочито строила глазки королю. Впрочем, ее жених был ослеплен любовью и не видел того, что было заметно даже тем, кто впервые видел Сурди Говмонд.
— Эй, кто там, — позвал Ив, и в дверях появился один из оставшихся телохранителей. — Пора прекратить страдания нашей пары. Баронессе всыпать пять плетей поверх одежды, ей и страха хватит с лихвой. После выпроводить прочь. Графа в острог. Узнали, что я велел? — Гвардеец кивнул. — Уже ждет? — последовал второй кивок. — Пусть войдет, когда велю. Исполнять.
— Это жестоко, — прошептал градоначальник и выкрикнул: — Жестоко!
Монарх развернулся к нему и сухо полюбопытствовал:
— Что именно?
— Нельзя пороть девицу…
— Жестоко было бы приказать ее осмотреть, а после опозорить на всю округу, объявив результат осмотра, — отмахнулся Ив. Он нагнулся над графом, вгляделся в лицо страдальца, кажется, не желавшего понимать того, что говорил ему сюзерен, и рявкнул: