Выбрать главу

Однако перед уходом Кальдерон попросил одну из подруг артистки, Барбару Коранель, исполнить в этот раз его роль, роль провожатого. И Кальдероне безмолвно приняла эту перемену.

Прежде всего она была уверена, что Кальдерон будет на нее какое-то время зол за ее откровенность. Потом, как артистка, она была слишком восхищена этим вечером, чтоб позволить властвовать над собой как над любовницей из-за его плохого настроения.

По словам Инессы, король весь спектакль, казалось, не сводил с нее глаз и слушал ее одну… А что, если это сбудется? Если король… А почему бы нет?.. Но монастырь, куда она должна будет запереться после того, как король перестанет ее любить! Э, пусть он только ее полюбит! Она чувствовала в себе силу удержать его в своих руках, так что до монастыря еще далеко.

Это была, как видите, девушка с характером. Но она была воспитана в прекрасных правилах ее приемной матерью, Марией де Кордова, которая уже около месяца жила в Севилье, удерживаемая своими семейными делами, Кальдероне оставалась одна со своей горничной в самом скромном обиталище, в нижнем этаже одного из домов по улице св. Иеронима.

Прошло минут двенадцать, как она вернулась домой, куда ее привела старая Барбара Коранель. Она занималась в своей спальне ночным туалетом, а в соседней комнате камеристка готовила ужин.

— Если вам угодно, сеньорита, — закричала Инесса, — все готово!

— Вот и я! — ответила Кальдероне.

И она уселась за стол напротив своей камеристки. О, это был отнюдь не пир! Кисть винограда и по две-три фиги каждой, ну и хлеб с водой для обеих — вот и все. После такого ужина плохие сны не снятся.

Кальдероне уничтожала свою порцию, Инесса — свою, когда постучались в дверь, выходившую на улицу.

— Стой! — прошептала служанка и добавила громко: — Кто там?

— Герцог Медина де ла Торрес, — отвечал голос за дверью.

— Герцог Медина де ла Торрес, — тихо, со вздохом повторила Кальдероне. Однако она встала и подошла к двери.

— Что вам угодно, сеньор?

— Поговорить с Кальдероне… Поговорить с вами, потому что я узнал ваш голос.

— Но я вас не знаю… Я никогда вас не видела…

— Отоприте, вы увидите и узнаете меня.

Мария глазами советовалась с Инессой, в то же время внутренне советуясь сама с собой. Герцог не король… но это почти такое же блюдо… Во всяком случае, можно посмотреть!

Инесса движением головы сказала ей: «Отоприте!» В одно время с ней и Кальдероне сказала самой себе: «Отпереть!»

Она открыла.

И ее первым впечатлением при виде посетителя было вовсе не сожаление — напротив! Герцог был молод и красив, моложе всех вельмож двора Филиппа IV. Двадцати трех лет, он обладал стройной талией, благородными и нежными чертами лица.

Он поклонился актрисе и поцеловал у нее руку.

— И притом, — сказал он голосом, в котором слышался легкий оттенок надменности, — и притом, сеньорита, разве теперь, когда вы меня знаете, поздно уделить мне несколько минут вашего внимания?

Он подчеркнул это слово «поздно». Кальдероне покраснела, чем доказывалось, что она отлично поняла смысл.

— Нет, — ответила она, — нет, сеньор, не слишком поздно.

— Благословен Бог! Поговорим прямо сейчас же! — весело вскричал Медина. Он сел.

— Прошу вас сюда, сеньор! — сказала актриса. Около стола, еще уставленного простыми кушаньями, ей не нравилось беседовать с блистательным вельможей.

— Как вам угодно! — ответил он.

Между спальнями Кальдероне и ее приемной матери была маленькая комната, которая при случае могла сойти за залу (мы говорим «при случае» потому, что она ничем не отличалась по своей обстановке от прочих комнат). В нее-то Кальдероне во главе с Инессой со светильником ввела герцога.

И этот человек, от которого не ускользнула чрезмерная простота убранства, вывел из этого благоприятное для себя заключение, что цитадель, нуждаясь почти в самом необходимом, не долго выдержит осаду.

Камеристка вышла.

— Мое милое дитя, — приступил Медина, — я не буду несправедлив, сомневаясь в вашем уме. Вы знаете, зачем я у вас сию минуту. Вы прекрасны, я — богат. Я хорошо понял ваш ответ: у вас нет любовника. У меня нет любовницы. Хотите быть моею? Не правда ли, да? Подпишем контракт.

Проговорив эти слова, герцог обнял Кальдероне за талию, но она вырвалась, и, вся еще пунцовая, но, однако, улыбающаяся, сказала:

— Вы очень спешите, сеньор.