— Я согласен, — ответил английский джентльмен. — Когда пробуждается сердце — интерес спит.
Даниэло Четтини было дозволено вернуться к Габриэли так скоро, как он того пожелает. И как задаток будущего, сказав ему: «До вечера!» — куртизанка дозволила покрыть ее руки поцелуями.
Оставшись в зале одна, она погрузилась в мечты. Легкий шум вывел ее из задумчивости. То был шум шагов Аниты.
— А, дорогая Анита! — вскричала Габриэли, направляясь к своей сестре. — Ты еще ничего не знаешь… Мне кажется, что я влюбилась в первый раз в моей жизни.
— В кого же?
— В Даниэло Четтини. Да! Я не могу объяснить, что я чувствую к нему, ведь я никогда не любила, но теперь, что довольно странно — из-за сходства с Гаэтано, я полюбила этого юношу. Во всяком случае, я люблю его и уверена, что буду любить долго.
— И ты уверена, что долго будешь любить его?..
Анита произнесла эти слова с таким выражением, которое сокрушило Катарину, — в них слышалась полная безнадежность.
Старшая сестра смотрела на младшую. Не только сам голос Аниты, но и лицо ее, орошенное слезами, выражало глубокое страдание.
— Боже мой! — воскликнула Габриэли. — Ты все еще страдаешь, Анита? Где таится твоя боль?
— Здесь! — показала Анита на сердце.
— Нужно послать за доктором.
— Он не поможет мне.
— Кто же поможет?
— Ты.
— Я?
— Да, ты, Катарина! Хочешь быть доброй, хочешь спасти меня от смерти?..
— О!
— Не встречайся больше, прошу тебя, не встречайся с Даниэло Четтини!
— Почему?
— Потому… я должна признаться… потому, что этот Гаэтано Гваданьи, которого ты никогда не любила — ты сейчас сама сказала мне это, был любим мной… Да! Я любила его всей душой… И я была бы очень несчастна, — о да! — очень несчастна, ты же понимаешь, если бы, зная, как ты играла с тем, за кого я готова отдать всю свою кровь, я увидела, что ты играешь с его живой копией! Пойми, если бы ты хоть немного любила Даниэло Четтини, у меня не хватило бы духу смотреть теперь на ваши ласки, но я…
— Молчи!.. Довольно!.. Молчи!
Габриэли прижала к груди Аниту, которая упала перед ней на колени и поцелуями стирала слезы с ее лица.
Наступило молчание. Потом тихо, как бы говоря сама с собой, Катарина начала:
— Бедняжка! Бедняжка!.. Она любила Гаэтано!.. И поскольку она любила меня, она делала все, чтобы я… — И вдруг обратилась прямо к сестре. — Но почему же ты не сказала мне тогда? Ведь я не любила его, я бы…
Она замолкла не только потому, что воспротивилась Анита, но и потому, что сама устыдилась того, о чем хотела сказать.
— Правда, — прошептала она. — Ты не захотела бы моих объедков… Но сегодня ты имела право сказать… О нет! Я не возьму Даниэло Четтини и в любовники!.. И вот о чем я думаю! Почему мне показалось, что я люблю этого молодого человека? Разве я знаю, что такое любовь?.. Нет, хватит с меня. Даниэло Четтини не будет моим любовником. Но так как он нравится тебе, напоминая другого, надо, чтобы он стал не твоим любовником… ты не должна иметь любовников, Анита… а чтобы он стал твоим мужем.
Анита тихо склонила голову.
— Почему нет? — продолжала Катарина.
— Во-первых, потому что я старше его.
— Старше его? Который год этому мальчику? Двадцать шесть?
— А мне тридцать два.
— Что за беда, если на вид тебе двадцать пять. К тому же он желал меня, а я старше тебя…
— Предположим, что я ему понравлюсь, но его семейство тут же воспротивится…
— А на каком основании семейство воспротивится его женитьбе на такой прелестной и честной девушке, как ты? Был бы это потомок князя или какого-нибудь знатного вельможи, а то ведь сын нотариуса. Какое бы он имел право презирать сестру Габриэли?
— Но если его семейство не из благородных, оно, может быть, богато.
— Выходя замуж, ты также будешь богата… Будь спокойна, у меня достаточно денег, чтобы дать тебе большое приданое. — И она тотчас же прибавила: — А если у меня нет, инфант подарит.
— Наконец, — возразила она, — человеку нельзя внушить любовь подобно тому, как внушают ненависть!.. Даниэло Четтини влюблен в тебя.
— Полно, ты шутишь! Он влюблен в мою репутацию, влюблен из гордости, из моды. Ему хочется иметь право говорить повсюду: «Я был любовником Габриэли». Ты меня не убедишь, будто за полчаса я так пленила синьора Четтини, что теперь он видит одну только женщину в мире — меня. Будь спокойна, если я действительно нравлюсь Даниэло Четтини, то берусь его от этого вылечить.
— А что ты сделаешь?
— Это уж мое дело. Он должен прийти сегодня вечером, и я буду или очень несговорчива, или все устрою по твоему желанию.