— А он должен прийти сегодня вечером? И ты примешь его наедине?
— Конечно. Тебя это беспокоит? Или ты мне не доверяешь?
— О!
Анита поцеловала Катарину.
— Слушай, — сказала старшая сестра, — чтобы совсем успокоиться, хочешь стать невидимым свидетелем этого свидания?
— Нет, нет!
— А я говорю: да! Я хочу играть с тобой начистоту, так как ты боишься обмана. — И, не позволив сестре ответить, она, в свою очередь, нежно обняла ее. — И притом, — закончила Габриэли, — чем раньше ты увидишь его, тем скорее будешь счастлива. Ты и так уж довольно долго ждешь счастья, чтоб тебе продавать его.
Вечером, получив любезное приглашение, синьор Четтини, сгорая от нетерпения, явился к Габриэли. Лакей попросил его подождать.
— Госпожа еще не принимает.
Минута длилась час. Сидя в передней, Даниэло Четтини мог на свободе придумывать фразы, если имел в том надобность. Наконец лакей возвратился, синьор был впущен в будуар богини.
Но что сделалось с этой богиней, о Боже?.. Лежа на диване, с ногами, обутыми в теплые туфли, с головой, покрытой ночным чепчиком, она едва повернулась, когда лакей доложил о синьоре Даниэло Четтини.
Даниэло Четтини был изумлен, он ждал совсем не этого.
— Вы больны? — скромно спросил он.
— Да, — прошептала Габриэли.
— Но недавно вы были совершенно здоровы!
— Так только казалось… чисто внешне… К тому же мне не хотелось бы перед лордом Эстоном… Согласитесь, есть люди, с которыми надо быть сдержанным… Лорд Эстон страшно богат и великодушен.
Даниэло Четтини сразу прикусил язык.
— И если б, — продолжала кантатриса, — я не обещала принять вас сегодня вечером…
— Я тем более обязан вам за вашу доброту. Но что с вами? Быть может, внезапная мигрень?
— Нет, я страдаю желудком… Желчь беспокоит также… Скажите, какой у вас стул?
— Какой… Что у меня?!
— Я вас спрашиваю об этом потому, что при случае охотно предложу вам превосходное лекарство, которое я получила от знаменитого французского доктора. Посмотрите рецепт, он на камине. Это смесь из ипекакуаны, треть грана, гран меркурия, два грана алоэ, четыре ревеню и пять цитварного семени. Это принимается в печеном яблоке. Очень успокаивает.
— А!.. Это!.. И вы принимали сегодня?
— Печеное яблоко? Да. Через несколько минут после вашего ухода. Но я говорю с вами о вещах, которые, может быть, вас совсем не занимают?
— Помилуйте! Но…
— Вы же знаете, что забота о здоровье прежде всего…
— Конечно.
— Нам, певицам, здоровьем шутить никак нельзя.
— Но и другим тоже…
— Вы из Флоренции?
— Я имел честь говорить вам давеча.
— Ваш родитель богат?..
— Не совсем, но он имеет некоторое состояние…
— Ах да! Состояние! Я понимаю… Несколько тысченок секинов дохода, чтобы только свести концы с концами… Интересно, по какому такому случаю лорд Эстон, обладатель громадного состояния, так дружен с вашим отцом?
— Потому что есть люди, особенно в Англии, которые свое уважение основывают не на большем или меньшем богатстве…
— Да, — отвечала Габриэли, скрывая под чепчиком нестерпимое желание расхохотаться, — я знаю, что англичане вообще любят пооригинальничать. Много ли детей у вашего папаши?
— Трое. Два сына и дочь.
— Трое? Но ваше воспитание должно разорить его!
— Однако прошу вас поверить, никто еще не пострадал от этого разорения.
— Тем лучше, тем лучше!.. Ах, извините меня! Разговор с вами, без сомнения, приятен, но…
— Я удаляюсь.
— Нет! Не уходите совсем! Перейдите в маленькую залу, я приду через несколько минут. Сюда… сюда… дверь в конце коридора.
Даниэло Четтини медленно шел по коридору. Зачем Габриэли удерживала его? Чтоб поговорить?.. Гм!.. Он достаточно поговорил с ней! Даже слишком… Брр!.. Женщина, которая принимает слабительное, а потом идет на судно и уведомляет вас об этом, любезно объясняя состав лекарства, употребляемого ею для этого. Не очень-то поэтично!.. И это не считая грубостей, которые она наговорила ему об его семействе, да еще печеное яблоко, с алоэ, ипекакуаной. Нет, печеного яблока Даниэло Четтини никак не мог переварить.
Но вежливость требовала, чтобы он повиновался. Он отворил указанную ему дверь и вошел в маленькую залу.
Анита находилась уже там, сидя за работой. Любовь ли, надежда ли украшала ее, но в этот вечер она была прекраснее, чем обычно.
При виде ее Даниэло Четтини ощутил почти то же впечатление, которое испытывают, выйдя из мрака на свет: он был ослеплен.
— Извините, — приблизясь к ней, сказал он, — вы не…