- У тебя странные знакомства, Генри.
- Я - Нелл, - воскликнула Нелл. - Сестра мисс Розы.
- Ну, конечно же, я вспомнил! Как поживает мисс Роза?
- Скверно! - неожиданно зло ответила Нелл. - А вас это, кажется, совсем не занимает?
- А меня это должно занимать? - спросил он игриво.
Его спутник цинично улыбался.
- Если вы не подлец, то должно, - отчеканила Нелл.
Генри Киллигрю повернулся к своему спутнику:
- Этот ребенок подает крепкие напитки в публичном доме матушки Гвин.
- И крепкие словечки тоже, ручаюсь, - сказал тот.
- О да, злоязычный бесенок, - ответил Генри. Нелл вдруг воскликнула:
- Сестра в тюрьме. Ее повесят.
- Что? - спросил компаньон Генри равнодушно. - Уже шлюх вешают? Это никуда не годится.
- Действительно, никуда не годится! - воскликнул Генри. - Перевешать всех женщин в Лондоне и оставить нас одних!
- Боже, храни всех шлюх Лондона! - прибавил другой.
- Ее собираются вешать за то, чего она не делала, - сказала Нелл. - Вы должны спасти ее. Вы должны вызволить ее из тюрьмы. Это из-за вас она туда попала.
- Из-за меня?
- Точно, сэр. Она надеялась, что вы придете, но пришел другой, а не вы. Она ему отказала, а он обвинил ее в преступлении. Это мясник с Ист-Чипского рынка. Роза не могла с ним.., после вашей светлости.
- Бесенок капнул меда в уксус. Генри, - сказал как бы между прочим его приятель, поправляя свои кружевные манжеты.
- Оставь свои насмешки, - ответил Генри неожиданно серьезно. - Бедняжка Роза. Значит, этот мясник засадил ее в тюрьму, а?.. - Он повернулся к приятелю. - Послушай, Браун, это нельзя так оставить. Роза славная девушка. Я как раз сегодня собирался зайти к ней.
- Тогда зайдите к ней в тюрьму, сэр, - попросила Нелл. - Зайдите к ней, и вы, такой важный джентльмен, конечно же, сможете устроить, чтоб ее освободили.
- А этот бесенок хорошего мнения о тебе, - сказал Браун.
- И его не следует портить.
- Ты куда, Генри?
- Я иду повидаться с мисс Розой. Я люблю Розу. И предвкушаю много счастливых часов с ней.
- Господь вознаградит вас, сэр, - сказала Нелл.
- И Роза тоже, я полагаю, - заметил Браун. Они зашагали в сторону от дома леди Беннет;
Нелл бежала рядом с ними.
***
Жизнь была воистину прекрасна.
Больше не было необходимости скрывать свою миловидность. Теперь она мыла и расчесывала свои волосы - и они ниспадали ей на спину легкими волнами. Больше не было необходимости изображать косоглазие и хмуриться - и она могла смеяться сколько ей вздумается, чаще всего она так и делала.
В тот день, когда она вошла в Королевский театр, в Лондоне не было девушки радостнее ее. Леди Каслмейн, хоть она и была заласканной королевской любовницей, не могла быть счастливее маленькой Нелл Гвин в ее блузке с глубоким вырезом, корсете, юбке, накидке из грубой шерсти и косынке вокруг шеи. И обута она была в настоящие туфли! Каштановые локоны едва касались ее открытых плеч; теперь она выглядела соответственно своему возрасту. Ей было уже тринадцать лет, и хотя в ее тринадцать лет она все же была крошкой в сравнении со сверстницами, - это была изящнейшая крошка.
Мужчины теперь могли смотреть на нее, сколько им заблагорассудится, ибо Нелл первая готова была это признать - за погляд денег не берут, а любой, кто готов был заплатить свои шесть пенсов за один из ее апельсинов, мог глядеть на нее сколько заблагорассудится.
Если же кто-либо пытался вольничать, он встречал поток брани, который ошеломлял еще и потому, что изливался из ротика такого крошечного и очаровательного создания. И в партере, и на всех галереях говорили, что самой хорошенькой девушкой из продавщиц апельсинов у Мэри Меггс была крошка Нелли Гвин.
Счастье Нелл было беспредельно, так как Роза была теперь дома. Ее спасли те два кавалера, к которым обратилась за помощью Нелл. До чего же замечательно иметь друзей при дворе короля!
Словечко постельничьего герцога Генри Киллигрю, замолвленное герцогу, словечко мистера Брауна, бывшего виночерпием у того же герцога, самому герцогу - и Розе было даровано прощение: она без лишних хлопот вышла из своего заточения.
Кроме того, на мистера Брауна и Генри Киллигрю немалое впечатление произвели остроумие и находчивость младшей сестры Розы, которую они с шутливой церемонностью стали величать миссис Нелли; а Генри с большой охотой помог миссис Нелли стать одной из продавщиц у апельсинной Мэри, потому что именно такие девушки, как миссис Нелл, нужны были апельсинной Мэри - и не только ей. Он намекнул, что, бывая в театре его величества короля, он и сам не прочь будет увидеть миссис Нелли.
Нелл тряхнула локонами. Она почувствовала, что следует знать, как вести себя с Генри Киллигрю в случае чего.
Тем временем исполнилась ее сокровеннейшая мечта. Шесть дней в неделю она находилась в театре - Королевском театре! - и ей казалось, что в этом деревянном здании перед ее глазами жизнь проходила во всем ее мыслимом великолепии. Она не могла решить, на что ей нравилось больше смотреть - на сцену или на зрителей.
Надо сказать, что Королевский театр был полон сквозняков; его застекленная крыша пропускала не очень много дневного света, и совсем неуютно зрителям партера было сидеть под ней в плохую погоду; иногда в театре бывало очень холодно, потому что отопления в нем не было; иногда в нем бывало удушающе жарко от множества разгоряченных тел и свечей на стенах и над сценой.
Но, впрочем, все это были мелочи. Завороженно глядя на сцену, она могла забыть, что живет все еще в публичном доме в переулке Коул-ярд; здесь она могла жить совсем в другом мире, подражая актерам и актрисам; она могла видеть всю знать, потому что сам король бывал в театре. Разве он не был главным покровителем театра? И разве не актеры и актрисы этого королевского дома звали себя слугами его величества? Так что посещать театр было для него делом совершенно естественным; иногда он появлялся с королевой, иногда с получившей дурную славу леди Каслмейн, а иногда и с другими. Она могла видеть придворных острословов - милорда Бекингема, милорда Рочестера, баронета Чарльза Седли, лорда Бакхерста. Все они приходили на представления, а с ними приходили и дамы, с которыми они бывали дружны в то или иное время.
Она слышала о них самые невероятные истории и внимала этим рассказам благоговейно. Она видела прибытие королевы в Лондон по реке вскоре после женитьбы короля; она стояла в толпе, наблюдавшей их прибытие к Уайтхоллскому мосту; королева-мать, навестившая тогда сына, встречала королевскую чету, стоя на сооруженном специально для этого события причале; все они были так роскошно одеты, что у зрителей захватывало дух.
Она знала также, что король настоял на согласии королевы сделать леди Каслмейн одной из ее фрейлин. Весь Лондон говорил об этом - об обиде королевы, о вызывающем поведении леди Каслмейн и об упрямстве короля. Ей было жаль темноокую королеву, которая иногда бывала немного печальной и, казалось, с трудом понимала, о чем шла речь в спектакле, потому что невпопад смеялась шуткам, несчастная, - иногда чуть позже, чем надо, а иногда в тот момент, когда другие дамы лишь краснели от смущения.
Заносчиво высокомерная леди Каслмейн сидела обычно вместе с королем или в соседней ложе и разговаривала с ним громко и повелительно, отчего сидевшие в партере задирали вверх головы, чтобы видеть и слышать, что ей там надо, а зрители, сидевшие на галереях, по той же причине наклонялись - так что, когда леди Каслмейн бывала в театре, на артистов мало кто обращал внимание.
Частенько можно было видеть в собственных ложах и этих двух повес - лорда Бакхерста и баронета Чарльза Седли. Лорд Бакхерст был добродушным малым, поэтому и острословом, выделявшимся постоянно приподнятым настроением. Баронет Чарльз Седли был одновременно поэтом и драматургом. Он был таким хрупким на вид, что его прозвали Маленьким Сидом. За этими двумя с неослабным вниманием следил весь зал. Вместе с баронетом Томасом Оглом они недавно отчаянно напроказили в таверне "Петух", где, хорошо поев и еще лучше выпив, они вышли на балкон, разделись догола и обращались к прохожим в абсолютно вульгарной и оскорбительной манере. Горожане бурно протестовали, в результате чего Маленький Сид был вызван в суд и оштрафован на большую сумму; суд обязал его не нарушать спокойствие общества в течение года. Поэтому зрительный зал наблюдал и ждал, надеясь, без сомнения, что эти трое гуляк повторят здесь, в театре, представление, данное ими в таверне "Петух".