– Я была на балу в замке де Вилль в Париже, но что-то не припоминаю, что вас там встречала, – говорит принцесса. Она смотрит на меня с грозной укоризной.
Я в ответ лишь улыбаюсь, когда парикмахер в очередной раз тянет меня за волосы. Что-то шипит у него в щипцах, но я не отваживаюсь посмотреть.
– Бал был ужасен, ужасен! Такие грубые люди, они столпились у столов и не давали мне пройти, хотя я хотела всего лишь взять кусочек апельсинового пирога. – Она смотрит на меня своими поросячьими глазками и продолжает: – Даже когда о моем приезде объявил дворецкий, никто не позволил мне пройти. Я бы сказала, что никто даже не пошевелился. Вот скажите, почему ваши люди такие грубияны? А?
– Вероятно, они просто не знали, кто вы, – негромко предполагаю я.
– Как они могли не знать, кто я такая! – пыхтит она, неистово обмахиваясь веером, так что все ее три подбородка неодобрительно покачиваются. – Я же сказала вам, что меня объявили! Какая дерзость! А потом один из них, одетый в какое-то тряпье, сказал, что если я принцесса де Конти, тогда он принц де Понти. От одного воспоминания об этом я едва чувств не лишаюсь. Мари! Роза! Нюхательную соль, немедленно!
– Только посмотрите, что вы сделали с моей сестрой! – восклицает мадемуазель де Шаролэ, качая головой. Это опасная женщина, толстый слой пудры и платье безумных оттенков лавандового. Ее тихий голос, похожий на девичий, так и клеймит меня позором.
Принц де Конти, сын старухи и нынешний глава этой влиятельной семейки, приезжает, чтобы прочитать матери нотации о непристойности того, на что она согласилась. По его словам, она пятнает несмываемым позором всю их семью, сопровождая буржуазное ничтожество. Принц с выпученными голубыми глазами может противопоставить габаритам своей матушки только рост, он сутул и флегматичен. Ко мне он даже не обращается. Каждым своим жестом, каждым движением он говорит мне, что я ничто. Я же думаю: «Ничего, ничего, скоро вы все меня полюбите».
Наконец-то мне уложили волосы, портниха подогнала на мне платье, в котором меня представят ко двору: тяжелая ткань струится серебром с позолотой, обручи такой ширины, что и руками не обхватишь.
– Не дергайтесь, – резко бросает принцесса, когда мне зашнуровывают корсет. – А то подумают, что вы раньше никогда не носили дворцовых нарядов.
– Так и есть, – негромко отвечаю я, когда жесткий корсет сжимается вокруг меня, как клетка с прутьями, невидимая тюрьма. Я наклоняю голову: через несколько часов все закончится. Я загибаю пальцы: два, максимум три часа.
– Прекратите загибать пальцы! – рявкает принцесса. – Это же не личинки!
Чтобы расчистить путь сквозь толпу, когда мы медленно шагаем к королевским покоям, нужна целая армия слуг Конти. Я не смотрю ни налево, ни направо, стараюсь, чтобы выражение лица оставалось нейтральным. Походка моя идеальна, маленькие скользящие шажки; наклон головы, который лишь подчеркивает жемчуга и серебристые нити, филигранно уложенные в моих волосах. На моей стороне сила молодости и красоты, и я точно знаю, что однажды все они меня полюбят.
– Буду рассказывать это нашим внукам – о том дне, когда мы видели, как дочь торговца рыбой представили ко двору!
– Ее отец не торговец рыбой, это лишь неудачная фамилия. Он мясник, по-моему, или сын мясника.
– А в чем разница? Дочь плательщика податей, они все одинаковые.
Мы входим в королевские покои, меня объявляют: «Маркиза де Помпадур». Я делаю реверанс королю, но он выглядит жалко и что-то бормочет – не могу разобрать. В этот сентябрьский день в помещении жарко, как в аду, и я понимаю, насколько это трудно. Все, что заставляет короля ощущать неловкость в присутствии придворных, для него настоящее испытание. Слишком рано я сдаюсь, находясь рядом с покоями королевы. Наше изысканное шествие продолжается, как продолжается и злобное шипение вокруг нас:
– И вся эта суета ради пустого места. Как будто на следующий год кто-то вспомнит ее имя!
– Не браните меня, Изабелла, но я должен признать, что едва ли возможно быть красивее.
– Быстрее, Серафин, пойдем по восточной лестнице, может, нам удастся попасть в покои дофина раньше остальной толпы. Пусть мы не увидим королеву, но посмотреть на его реакцию намного интереснее.
Королева принимает меня любезно и даже спрашивает о нашей общей знакомой из Парижа. Благодаря ее неожиданной доброте, страхи мои развеиваются, и предо мной предстает будущее – счастливое и безоблачное. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы услужить ей. Мы, возможно, даже подружимся! Я взмываю в облака.