Этот ответ заставил Варрона взвиться.
— Я повторяю, Магн, пора повзрослеть! — крикнул он. — Я только что приехал из Аримина, где Карбон сидит с восемью легионами и огромной кавалерией, — и это лишь начало! В одной только Кампании еще шестнадцать легионов! За три года Цинна и Карбон набрали войско — сто пятьдесят тысяч в Италии и Италийской Галлии. Как сможет Сулла справиться с такой силой?
— Сулла пожрет их, — равнодушно ответил Помпей. — Кроме того, я собираюсь предоставить ему еще три легиона закаленных ветеранов моего отца. А солдаты Карбона — рекруты-молокососы.
— Ты действительно хочешь иметь собственную армию?
— Конечно.
— Магн, тебе только двадцать два года! Ты не можешь ожидать, что ветераны отца пойдут за тобой!
— Почему? — искренне озадачился Помпей.
— Во-первых, тебе недостает еще восьми лет, чтобы войти в Сенат. Тебе осталось двадцать лет до консульства. И даже если люди твоего отца пойдут за тобой, просить их об этом абсолютно незаконно. Ты — частное лицо, а частные лица не вербуют себе армии.
— Уже три года правительство в Риме незаконно, — возразил Помпей. — Цинна — четырехкратный консул, Карбон — двукратный, Марк Гратидиан — дважды претор по гражданским делам, почти половина Сената объявлена вне закона, Аппий Клавдий изгнан с сохранением властных полномочий, Фимбрия бегает по Малой Азии, совершая сделки с царем Митридатом, — это же посмешище!
У Варрона был вид надутого мула, что неудивительно для сабинянина, сельского жителя Розеи, где полным-полно мулов.
— В любом случае, все следует делать по конституции, — упрямо сказал он.
Помпей захохотал:
— Ох, Варрон! Ты мне нравишься, но ты безнадежный идеалист! Если бы это можно было решить конституционным путем, почему же тогда в Италии и Италийской Галлии сто пятьдесят тысяч солдат?
Варрон воздел руки в знак того, что сдается:
— Хорошо, хорошо! Я с тобой.
Помпей засиял, обнял Варрона за плечи и повлек его по коридору в свои комнаты.
— Великолепно, великолепно! Ты сможешь написать историю моей первой кампании. У тебя слог куда лучше, чем у твоего друга Сизенны. Я — самый значительный человек нашей эпохи. Я заслуживаю своего историка.
Но последнее слово осталось все же за Варроном:
— Ты просто обязан оказаться значительной личностью! Иначе откуда ты взял нахальство назвать себя Магном? — Он хмыкнул. — «Великий»! Лучшее, что удалось совершить твоему отцу, — это прославить свое косоглазие.
Последний выпад Помпей пропустил мимо ушей, изливая потоки претензий и указаний на головы слуг и ружейного мастера.
И вот наконец ярко раскрашенный, позолоченный атрий опустел. Остались только Помпей и Антистия. Он подошел к ней.
— Глупый котенок, ты ведь простудишься, — выбранил он ее и ласково поцеловал. — Возвращайся в постель, мой сладкий пирожок.
— Помочь тебе собрать вещи? — спросила Антистия несчастным голосом.
— Мои люди сделают это, но ты можешь проследить за ними.
На этот раз путь им освещал слуга с массивным канделябром в руках. Стараясь держаться рядом с Помпеем, Антистия отправилась с ним в комнату, где хранились все его доспехи. Внушительное собрание. Не менее десяти разных кирас свисали с перекладин на шестах — золотые, серебряные, стальные, кожаные, украшенные фалерами. На крючках, вбитых в стену, — мечи и шлемы, а также юбки из кожаных полос и подбитые войлоком подкладки.
— А теперь полезай вот сюда и сиди тихо, как мышка, — велел Помпей и легко, словно перышко, поднял жену и устроил на паре больших сундуков, так что ноги ее болтались, не доставая до пола.
И о ней забыли. Помпей и его слуги осматривали вещь за вещью — будет ли она полезна, стоит ли ее брать с собой? Потом, когда Помпей перебирал сундуки, расставленные по всей кладовой, он бесцеремонно пересадил жену на другой «насест». Отобранные вещи он бросал слугам и разговаривал сам с собой с таким счастливым видом, что у Антистии не осталось никаких иллюзий: этот человек не будет скучать по своей жене, своему дому и цивилизованным условиям жизни. Конечно, она всегда знала, что прежде всего он считал себя солдатом, что он презирает обычные занятия своих сверстников — риторику, законотворчество, управление, собрания, политические интриги и хитрости. Сколько раз слышала она, как он говорил, что заслужит курульное кресло консула своим мечом, а не красивыми словами и пустыми фразами! И вот теперь свое хвастовство он претворяет в жизнь. Солдат-сын солдата-отца отправляется на долгожданную войну.
Как только слуги вышли из комнаты, нагруженные снаряжением, Антистия спрыгнула с сундука и подошла к мужу.
— Прежде чем ты покинешь меня, Магн, я должна поговорить с тобой, — сказала она.
Конечно, он считал это напрасной тратой своего драгоценного времени. Тем не менее он остановился.
— Ну, что такое?
— Как долго тебя не будет?
— Не имею ни малейшего представления, — весело ответил он.
— Месяцы? Год?
— Возможно, месяцы. Говорю тебе, Сулла сожрет Карбона.
— Тогда я бы хотела вернуться в Рим и все время твоего отсутствия жить в доме моего отца.
Но Помпей замотал головой, явно удивленный ее просьбой.
— Ни за что! — отрезал он. — Я не хочу, чтобы моя жена бегала по Карбонову Риму, пока я бок о бок с Суллой воюю с этим же Карбоном. Ты останешься здесь.
— Твои слуги и прочие твои люди меня не любят. Без тебя мне здесь будет трудно.
— Ерунда! — бросил он, поворачиваясь, чтобы уйти.
Но она снова преградила ему дорогу.
— Пожалуйста, супруг мой, удели мне несколько минут твоего времени! Я знаю, оно драгоценно для тебя, но ведь я твоя жена!
Он вздохнул:
— Хорошо, хорошо! Но только быстро, Антистия!
— Я не могу оставаться здесь!
— Можешь и останешься, — и он нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Магн, когда тебя нет, пусть всего несколько часов, твои люди плохо обращаются со мной. Я никогда не жаловалась, потому что ты всегда добр ко мне и всегда был здесь, кроме того случая, когда уезжал в Анкону повидаться с Цинной. Но сейчас… в твоем доме нет ни одной женщины. Я совершенно одна. Право, будет лучше, если я вернусь к отцу, пока не кончится эта война.
— Исключено. Твой отец — человек Карбона.
— Нет, это не так. Он сам по себе.
Никогда прежде не осмеливалась она возражать ему, тем более спорить. Помпей начинал терять терпение.
— Послушай, Антистия, у меня есть более важные дела, чем препираться тут с тобой. Ты — моя жена, а это значит, что ты останешься в моем доме.
— Где твой управляющий ухмыляется мне в лицо и оставляет в темноте. Где у меня нет собственных слуг и никого, кто бы составил мне компанию.
Она старалась казаться спокойной и разумной, однако внутренне начала паниковать.
— Полная ерунда!
— Это не ерунда, Магн. Не ерунда! Я не знаю, почему все смотрят на меня свысока, но они это делают.
— Ну конечно! — подтвердил он, удивленный ее беспросветной глупостью.
От удивления ее глаза расширились.
— Ты находишь естественным, что они смотрят на меня свысока?
Он пожал плечами:
— Моя мать была из рода Луцилиев, как и моя бабушка. А кто ты?
— Хороший вопрос. И кто же я?
Помпей видел, что она сердится, и это разозлило его. Женщины! Ему предстояла его первая большая война, а это ничего не значащее существо намеревается разыграть здесь целую драму! Неужели все женщины такие безмозглые?
— Ты — моя первая жена.
— Первая жена?
— Временная мера.
— О, я понимаю, — с расстановкой сказала она. — Временная мера. Дочь судьи, ты имеешь в виду.
— Ну, ты же всегда это знала.
— Но ведь это было уже давно… Я думала, что все позади, что ты любишь меня. Я — из сенаторской семьи, меня нельзя назвать неподходящей.
— Для обычного человека — да. Но для меня ты недостаточно хороша.
— О Магн, откуда у тебя такое самомнение? Так вот почему ты ни разу не излил в меня свое семя? Потому что я недостаточно хороша, чтобы стать матерью твоих детей?
— Да! — рявкнул он, направляясь к двери.
Она последовала за ним со своей жалкой маленькой лампой.
Теперь Антистия была слишком разгневана для того, чтобы заботиться о том, что ее могут услышать.