Выбрать главу

Такою-то хитростию и лукавством генерал-майор Меншиков, свергнув с себя опасное иго, сделался потом игралищем всякаго счастия и был первым государским любимцем, ибо при ней таковым еще не был. После сего приключения государь Петр Великий никакой уже прямой любовницы не имел, а избрал своею супругою Екатерину Алексеевну, которую за отличныя душевныя дарования и за оказанный его особе и отечеству заслуги при жизни своей короновал».

Но историки поправляют мемуариста. Подозрения относительно неверности Анны возникли у Петра еще в апреле 1703 года, когда по пути в Шлиссельбурге в Неве утонул саксонский посланник Ф. Кенигсек. В его вещах нашли любовные письма от Анны и ее медальон. Эти письма, по всей видимости, написаны за пять лет до того, как Петр на полгода уехал в Великое посольство. Разгневанный Петр посадил Анну, ее сестру, бывшую в то время уже замужем за Федором Николаевичем Балком, и их мать под домашний арест, приказав Ромодановскому следить за ней и лишь через три года «дал позволение Монше и ея сестре Балкше в кирху ездить».

В то же время Анну обвинили в ворожбе, направленной на возвращение к ней государя; арестовали до 30 человек; дом конфисковали в казну движимое имущество и драгоценности оставили.

Но за Анну вступился тот самый прусский посланник Георг Иоганн фон Кейзерлинг, о котором упоминает Нартов. Сделать это было нелегко, Кейзерлингу пришлось вытерпеть немало оскорблений, прежде всего от Меншикова. В 1707 году он находился в Люблине, в главной квартире русской армии, ожидавшей Карла XII. Оттуда Кейзерлинг писал своему государю:

«Люблин, 1707 года, 11-го июля н. ст.

(Перевод). Вседержавнейший великий король, августейший государь и повелитель! Всеподданнейше и всенижайше повергаю к стопам вашего королевского величества донесение о происходившей вчера попойке; обыкновенно сопряженная со многими несчастными происшествиями, она вчера имела для меня весьма пагубные последствия.

Ваше королевское величество соблаговолит припомнить то, что почти всюду рассказывали в искаженном виде обо мне и некоей девице Монс, из Москвы, — говорят, что она любовница царя. Эта девица Монс, ее мать и сестра, лишенные почти всего, что имели, содержатся уже четыре года под постоянным арестом, а ее трем братьям преграждена всякая возможность поступить на царскую службу, а также им запрещен выезд из государства. Я, по несчастию, хотя невинным образом, вовлеченный в их роковую судьбу, считал себя обязанным, столько же из сострадания, сколько по чувству чести, заступиться за них, и потому, заручившись сперва согласием Шафирова и князя Меншикова, я взял с собою одного из братьев, представил его царю и Меншикову и был ими благосклонно принят.