– Медленно, но дело идет. Слышишь, бухают?
Действительно, время от времени раздавались глухие удары по корпусу судна.
– Слышу.
– Трос рубят.
– Сегодня закончат?
– Нет. Завтра в лучшем случае. – Солодовников поднялся с дивана.
– Ты пошел?
– Да, пойду. Помогу Нине вещи перенести в ее новую каюту.
– Пришли мне, пожалуйста, Ирину Ларину.
– Хорошо.
Беседа с Ириной ничего нового Хохлову не дала. Если не считать того, что, по ее словам, никаких конфликтов между ней и покойным директором не было, и жили они душа в душу. Интересно было знать, что она под этим подразумевает.
При подведении итогов первого этапа расследования сильные сомнения у Хохлова вызвал только один вопрос: чего больше ему пришлось сегодня выслушать – правды или лжи? Подумав, он остановился на том, что искомое соотношение – пятьдесят на пятьдесят. Особую пикантность ситуации придавало то обстоятельство, что врали почти все. Имелись в виду, естественно, только сотрудники фирмы «Биком». Вряд ли у членов экипажа теплохода могли за столь короткое время возникнуть основания для убийства Самохвалова.
Единственное, что в данный момент сомнений не вызывало, так это очевидная невозможность причислить покойного директора к категории приятных парней.
Поскольку в той правде, которую Хохлов услышал, проку было мало, следовало подумать о том, как использовать ложь.
Глава 16
Приближалось время ужина. Хохлову предстояло решить, в чем идти в кают-компанию.
С одной стороны, смокинги и вечерние платья надевались по требованию Самохвалова, с другой – уже сложилась некая традиция… В конце концов, он решил одеться как всегда.
К его радости, войдя в кают-компанию, он убедился, что все поступили точно так же. К хорошему быстро привыкаешь.
Ужин проходил тихо и почти печально. Не слышно было шуток и смеха, никто не рассказывал анекдоты… Словом, никто не мог отрешиться от мысли, что в нескольких метрах от них в ванной с колотым льдом лежит покойник.
Не спасала даже выпивка, которая, впрочем, и употреблялась сегодня гораздо умереннее.
В конце ужина капитан, сидевший, как обычно, во главе стола, сделал сообщение о ходе ремонта судна. Вкратце оно сводилось к тому, что есть реальные шансы завтра после обеда тронуться в путь. Двигаться предстояло в ближайший порт – Волгоград. О продолжении круиза в данных обстоятельствах не могло быть и речи.
После того как капитан закончил, слово взял Хохлов.
– Дамы и господа, – внушительно и печально начал он свою речь, – я хочу сообщить вам некоторые результаты расследования кровавого преступления, свидетелями которого мы все стали. Я поговорил сегодня почти с каждым из вас. И вот какой, не очень приятный вывод о результатах этого собеседования я должен вам сообщить…
После этих слов, чтобы подогреть интерес слушателей, он прервался, налил в свой фужер немного минеральной воды и медленно выпил ее в полной тишине.
– ..Итак, после анализа всей полученной мной сегодня информации я пришел к выводу, что среди присутствующих есть человек, который мне.., солгал!
Почти выкрикнув последнее слово, чтобы подчеркнуть драматизм ситуации, он медленно и последовательно обвел взглядом всех присутствующих за столом, стараясь смотреть прямо в их глаза. С удовлетворением он отметил, что те, с кем он встретился взглядом, смущенно отводили его в сторону. Это свидетельствовало о том, что цель его выступления была практически достигнута: каждый из них относил его слова на свой счет.
– У меня есть все основания утверждать, что именно эта ложь позволяет убийце избежать разоблачения! – продолжал Хохлов, форсируя голос. – По некоторым причинам, по каким именно, вы позже поймете, я не хочу называть имя этого человека, хотя я его, конечно, знаю. Хочу его предупредить, что, помимо моральной ответственности, он может понести ответственность уголовную – за умышленное сокрытие важных для следствия сведений. Но даже не это самое страшное, – Хохлов драматически понизил голос. – Самое страшное в том, что в абсолютном молчании этого человека убийца может быть уверен только в одном случае.., если этот человек будет.., мертв.
После того как Хохлов произнес последнее слово, шорох прошел по рядам слушателей.
Ужас застыл во многих глазах, обращенных к оратору.
– Вполне возможно, что смерть еще не полностью собрала на этом теплоходе свою кровавую жатву. Пусть солгавший мне человек подумает об этом. Пусть подумает о том, что он перестанет представлять потенциальную опасность для убийцы только в том случае, когда поделится той информацией, которую скрывает. А сейчас жизнь этого человека в опасности, и только он сам в силах себе помочь…
Хохлов замолчал.
Ужас почти осязаемо витал над притихшим столом. Кажется, только один капитан не выглядел испуганным. Сурово насупившись, он сердито разглядывал присутствующих. Казалось, еще минута, и он прикажет их всех арестовать…
– Это он его убил! Он! Я знаю!.. – разрезал вдруг тишину кают-компании испуганный женский крик.
Обернувшись на него, Хохлов с удивлением увидел Полину с перекошенным от страха лицом, которая, стоя за спинами сидящих за столом пассажиров, указывала пальцем в кудлатую шевелюру Гершковича.
– Замолчи, дура!! – еще громче закричал Гершкович, вскакивая со стула и бросаясь на Полину с вытянутыми руками. Его пальцы были растопырены так, словно он собирался ее задушить. – Убью, сука!! Дурища набитая, замолчи сейчас же!
Первым его схватил сидевший рядом Солодовников, вскоре подоспел Андрей, и еще через мгновение Гершкович, с заломленными за спину руками, стоял коленями на пушистом ковре кают-компании.
– – Пустите! Пустите, подонки! – уже менее напористо вскрикивал он. – Никого я не убивал. Она все это придумала… Пустите, сволочи…
Вопли Гершковича постепенно слабели, и вскоре он вовсе затих, понурив голову.
– Поднимите его, – приказал подошедший капитан. – А ты рассказывай, – повернулся он к Полине.
– Я видела перед обедом, как он выскочил из каюты убитого…
– Когда это было? – спросил Хохлов.
– Да мы уже на стол стали накрывать.., я как раз из кухни шла с подносом…
– Первый раз?
– Что?
– Ну, ты ведь несколько раз ходила туда и обратно? Верно?
– Верно, раз по десять нам пришлось сходить.
– Вот я и спрашиваю. Когда ты его увидела, ты из кухни шла первый раз?
– Нет, в пятый или в шестой.
– А выстрел ты слышала?
– Нет.
– А что ты видела?
– Он, – она кивнула на окончательно сникшего Гершковича, – выскочил из этой каюты как ошпаренный.., и лица на нем не было.., меня увидел.., и как зашипит.., чтобы я никому про него не говорила.., а то.., а то…
– Что – а то? – не выдержал капитан.
– А то он меня убьет, – в голос заревела Полина, заливаясь слезами.
– И ты испугалась?
– Конечно, – сквозь слезы подтвердила Полина, – может.., может, он.., мафия какая…
– Ну, мафьези недоделанный, – обратился капитан к Гершковичу, – а ты что скажешь в свое оправдание?
– Я его не убивал, – мрачно заявил Гершкович.
– А кто же?
– Откуда я знаю? Когда я к нему зашел, он уже был мертв.
– Почему ты об этом не сказал, придурок?
– Испугался.
– Чего?
– Что вы все на меня подумаете.
– Почему?
Гершкович промолчал.
– А на Полину зачем наехал?
– По этой же причине, неужели не понятно! – огрызнулся Гершкович.
– На что же ты рассчитывал?
– Да ничего я не рассчитывал, – печально констатировал Гершкович.
– Оно и видно… В общем, так, – принял решение капитан, – этого мафьези запереть в его каюте. Он на нижнем ярусе живет?
– Да, – подтвердил Солодовников.