Казарма была погружена в тишину и тьму. Только где-то далеко слышался тихий, полушепотом, разговор — судя по всему, караульные коротали время. И это хорошо, это правильно, во всем должен быть порядок и дисциплина, потому что никогда не знаешь, какую пакость система подкинет тебе снова и когда и где это произойдет. От нее можно ждать всего, что угодно, вплоть до того, что прямо в казарме раскроется какой-нибудь инопланетный портал и из него полезут маленькие фиолетовые двенадцатиноги, пускающие мыльные пузыри.
Приятно видеть, что клан все-таки превратился во что-то структурированное и слаженное. Еще вчера, буквально вчера, это были обычные люди, плохо понимающие, что вокруг них происходит и какую роль в происходящему играют они сами. Еще вчера они с подозрением и недоверием смотрели на рядом стоящих, как делали бы это в старом, погибшем мире, еще вчера пытались качать какие-то права и бороться за какие-то призрачные свободы.
А потом, судя по всему, их чаша охреневания от происходящего переполнилась, и что-то в них надломилось. Все это лишнее, наносное, ненужное в современных реалиях, слетело с них одним махом, как шелуха с проросшей луковицы. Люди поняли, что есть только один способ, один путь, следуя которому, будет возможно дать отпор угрозе бессмертных инопланетян, объединенных не просто на уровне сознания — на уровне существования самого по себе. И путь этот — объединиться тоже.
А еще лучше, что весь этот человеческий механизм после «надлома» не сломался тоже, а наоборот — заработал как надо. Все лишние детали обломились, обточились, выпали из общей композиции и осталось лишь то, что идеально прилегло друг к другу, как и должно быть. Старую-добрую игру планетарного масштаба под названием «Жизнь» пришедшая из ниоткуда система варварски переименовала в «Выживание». И люди, которые смогли принять и понять этот патч, изменивший правила игры, изменились тоже. Если бы я побывал на реальной базе какого-нибудь клана основанцев, которые уже не первый мир захватывают, что-то мне подсказывает, что я увидел бы там все примерно то же самое.
Может, правы были все те фантасты, которые утверждали, что человек — это наиболее адаптивное существо? Эдакий адаптант: жизнь.
Я вышел из казармы и скользнул вдоль стены базы, намереваясь дойти до угла, перелететь через гребень «Скачком» и оказаться на той стороне так, чтобы никто меня не заметил.
Но все пошло не по плану. Когда я прошел мимо сторожевой вышки, на которой, конечно же, виднелась фигура дозорного (я не присматривался, кого именно), когда отошел от нее на пару метров, сзади внезапно недовольно раздалось:
— А ну стоять! Кто такой⁈
Я даже бросил быстрый взгляд на свои руки, чтобы убедиться, что я по-прежнему под покровом невидимости, но для охранника этой невидимости словно бы не существовало. Он спрыгнул с вышки, не утруждаясь подъемом по лестнице, и пружинистым тренированным шагом подошел ближе:
— Кто такой, я спрашиваю! Что тут делаешь?
— Ты что, видишь меня? — спросил я, прикидывая, насколько глупо буду выглядеть, если сейчас окажется, что охранник обращался к кому-то у меня за спиной, кого я не приметил.
— Конечно, вижу! Думаешь, если ты стал полупрозрачным, то тебя сразу невозможно стало заметить⁈
Я узнал этот голос! Это же тот мужик, из конвоя, с которым я договаривался об освобождении от основанцев! В потемках я его сразу не узнал, да и видел-то один раз и мельком, но голос…
Как там его Сэм называл? Называл же…
— Ворчун! — вспомнил я, стягивая капюшон клобука с головы.
— Фаст? — даже в темноте было видно, как брови соратника Сэма поползли вверх. — Ты чего тут шастаешь⁈
— У меня другой вопрос — как ты меня видишь? — я помахал рукой. — У меня вообще-то как бы невидимость, если ты не знал!
— А, ну… — Ворчун пожал плечами. — Как-то вижу. Такой силуэт, полупрозрачный. Как будто тебя прозрачными чернилами нарисовали. Я и подумал, кто тут может шастать — вдруг шпионы какие-то?
Молодец мужик, ответственный. Сэм про него правду говорил — можно положиться. Увидел что-то непонятное, и тут же вмешался. Причем, судя по торчащему из кармана картонному тубусу реактивного осветительного патрона, с которого уже свинтили верхнюю крышку — не просто вмешался. Он был готов в любой момент запустить в небо ракету, сигнализирующую об опасности.
— Это, наверное, из-за того, что мы в одном клане. — поразмыслив, выдал я теорию. — Поэтому ты и видишь меня через невидимость.
— Звучит логично. — согласился Ворчун. — Иначе соклановцы легко бы постреляли друг друга в этой самой невидимости. А собрался-то куда?
— По делам. — уклончиво ответил я. — Провожать меня не нужно, я большой мальчик.
— Не вопрос. — Ворчун развел руками. — Кому-нибудь что-нибудь передать?
— Нет, я сам в чат напишу, если понадобится.
— А, чат… — непонятным тоном протянул Ворчун. — У меня его еще нет.
— Я напишу Йоке, чтобы взяла тебя завтра в группу на зачистку полигона. Подтянешь уровень — и будет тебе чат.
— Спасибо. — немного неуверенно протянул Ворчун.
— Будешь должен. — на полном серьезе ответил я и развернулся, снова накидывая капюшон. — А теперь мне пора. Возвращайся на пост.
Рука Ворчуна едва заметно дернулась к голове — рефлекс, видимо, — но он сдержался. И правильно, у нас тут не армия, чтобы козырять налево и направо. Главное чтобы человек был с головой. А Ворчун явно — с головой. Такие люди нам нужны. Даже побольше некоторых.
Преодолев стену, я тихонько приземлился на асфальт, низко присев и внимательно прислушиваясь. Несмотря на то, что я был в невидимости, я не питал надежд на то, что она меня защитит от всего на свете — я уже убедился, что она не абсолютна. А раз она не абсолютна в трех случаях, то, значит, найдется и еще десяток.
Однако на улице было тихо и спокойно. Где-то на самой границе зрения бродил вестник тьмы, хорошо видимый благодаря светящимся полоскам, да совсем рядом зомби пытался грызть обломанный каркас автобусный остановки, совершенно не смущаясь тем, что каждая попытка стоит ему еще одного зуба.
Поняв, что если где-то по ночам и бродит ужасное хтоническое зло, то явно не рядом с нашей базой, я достал из инвентаря фазоцикл, сел на него и умчался прочь быстрее, чем кто-либо из тварей успел на это отреагировать.
Благодаря моему новому встроенному ночному зрению ночная поездка не оказалась чем-то сверхъестественным. Света луны вполне хватало, чтобы оно работало, и все вокруг было так же различимо, как и днем, разве что чуть более в красных оттенках. Даже отсутствие фары на фазоцикле никак не мешало… Кстати, интересно, а если бы она там была — стала бы она меня слепить, как это происходит с источниками света в земном ПНВ, или тут совсем иной принцип работы?
Не знаю, и вряд ли когда-то уже получится знать. Единственное, что я знаю точно — ночью твари на улице поменялись. Обычные зомби почти исчезли, а вместо них на смену заступили вестники тьмы и световые адаптанты. Были еще какие-то твари, похожие на облака сгустившегося черного дыма, но они сами шарахались от фазоцикла, да так быстро, что я даже не успевал прочесть их название. Все прочие же пытались атаковать меня, но я проезжал мимо так быстро, что они оставались позади без шансов на успех.
Я тоже не пытался их фармить — у меня сейчас совсем другая цель.
Добравшись до каменного сада, я обнаружил две вещи. Одну уже привычную — все тот же невидимый барьер вокруг постамента, в который тыкались ночные твари. А вот вторую — новенькую, которой явно не было днем.
Камни светились. Едва заметно, словно тритиевые брелки, но достаточно для того, чтобы в ночной тьме было заметно, что на них появились символы. На каждом — свой. Бороздки, выбитые прямо в камне, опоясывали их по периметру, замыкаясь сами в себя. На одном камне — четыре прямые, параллельные друг друга, борозды. На другом — изломанные пилой, словно ребенок пытался изобразить горный хребет без начала и конца. На третьем — волнистые синусоиды. Четвертый был самым интересным — на нем словно бы тоже пытались изобразить пилы, но в последний момент передумали, и, взяв невозможную кисть по камню, «смазали» линии по горизонтали сначала в одну сторону, а потом в другую, превращая треугольные пики в какие-то загнутые зубы.