—Она жива, — говорит Лена. — Что будем с ней делать?
—Не в плен же её брать, — отвечаю я. — Куда мы её потащим?
—Допросить бы её, — предлагает Анатолий.
—Ага! — соглашается Наташа. — Пока будем с ней возиться, родичи хватятся её и налетят на нас всей стаей. Гранат на них не напасёшься.
—Что же, так и оставить её здесь? — опять спрашивает Анатолий.
—Не хочешь так оставлять, добей, — предлагает Лена. — Меч у тебя за спиной, не теряйся. А лучше делай-ка переход. Всё равно мы здесь ни в чем не разберемся.
На этот раз мы выходим в пурпурном поле.
—До перехода пятьсот метров, — сообщает Анатолий.
—Уже тепло, — шутит Лена.
—Как бы горячо не стало, — ворчит Пётр. — В этот раз мы чуть не изжарились.
—В самом деле, — поддерживаю я его, — мне кажется, я уже освоил правила игры. Чем ближе к переходу, тем опаснее следующий шаг.
—Прорвёмся, Андрей! — Пётр хлопает меня по плечу. — Когда Лем водил нас по Проклятым Местам, еще хуже было.
—Не знаю, Петро, не знаю. Но деваться некуда, надо идти.
И мы идём. Всё повторяется через двести метров. Мы оказываемся на опушке леса, вблизи просёлочной дороги. Прислушиваемся. Тишина. Даже птиц не слышно. Наташа высказывает по этому поводу удивление. Пётр хмыкает:
—А с чего бы это им петь? Мёртвым петь затруднительно. Он указывает на три комочка под ближайшим деревом.
Чуть подальше еще лежат мёртвые птицы. Еще дальше лежат лесной голубь и сорока. Кто это их так?
—Проверьте воздух! — распоряжаюсь я.
—Уже проверили, — отвечает Лена. — Всё в норме, — и задумчиво добавляет: — И это довольно странно. Толя, сколько до перехода?
—Двенадцать километров.
Мы идём по дороге. Через километр за поворотом открывается посёлок. Выглядит он как-то странно. На улицах не видно ни людей, ни скота. Трубы не дымятся. Посёлок словно вымер. Наверное, брошенный. Если так, то бросили его совсем недавно. На окраине посёлка чуткий нос Наташи улавливает трупный запах. Заглядываем в ближайший дом. Так и есть. Там все лежат мёртвые. В соседнем доме такая же картина.
—Эпидемия здесь, что ли? — высказывает догадку Анатолий.
—Вряд ли, — сомневается Пётр. — Помнишь птиц в лесу? А это что? Тоже эпидемия?
Пётр указывает на женщину, лежащую во дворе с граблями в руках.
—Отравляющие вещества? Бактериологическое заражение? Радиоактивное излучение? — высказываем мы предположения.
Ни одно из предположений не подтверждается. Приборы не отмечают никаких следов заражения местности. А они во всех этих случаях должны остаться. Впечатление такое, что люди в посёлке умерли практически одновременно. И непонятно, почему.
Гадая по поводу этого странного явления, проходим посёлок и идём дальше. Через четыре километра подходим еще к одному посёлку. Вернее, к тому, что от него осталось. Дома развалены все без исключения, словно по ним проехались гигантским колесом. На улице и во дворах полно разбросанных человеческих костей. И это не старые кости, выкопанные из земли. На многих костях остались почти свежие фрагменты тканей. Воображению рисуется жуткая картина. Мёртвый посёлок, такой же, как и первый. Из леса выходит стая диких зверей и пожирает тела. Нет, это не то. Дома-то кто разломал? Не звери же.
Немного погодя нам попадается еще один разрушенный посёлок с костями на улице и во дворах. Дорога сворачивает налево, а нам надо идти прямо. До перехода осталось не более пятисот метров. Но Лена замечает в полутора километрах рядом с дорогой какую-то кучу, напоминающую свалку металлолома. Только металл там не ржавый, а новый, даже поблёскивает на солнце. Что бы это могло быть?
Решаем выяснить, что это такое. Но едва мы направляемся в ту сторону, как куча приходит в движение, распадается на несколько частей, и из этих частей формируется нечто. Это нечто напоминает одновременно и паука, и медведя, и динозавра. Паука оно напоминает длинными суставчатыми конечностями. Только их не восемь, а двенадцать. От медведя у этих творений туловище, опирающееся на эти конечности. А хищный динозавр подарил этим нечто свою башку с зубастой пастью и мощными челюстями. И всё это блестит металлом.
Нелепые и страшные создания медленно движутся в нашу сторону. Мы легко можем убежать и скрыться в переходе, но ноги отказываются повиноваться. В ушах шумит вода, голову разламывает страшная боль, сердце то бешено колотится, то замирает и даёт перебои, накатывает приступ тошноты, в глазах всё двоится и расплывается, меняется цвет. И страх, неописуемый ужас ледяной лапой хватает за сердце.
Лена догадывается первой. Она сжимает виски ладонями и кричит: