Отменить запрет отбоя?
– Да, – выдавил я, с трудом переводя дыхание после того, как меня коснулась холодной лапой смерть. – Да, отменить запрет отбоя. Подтвердить отмену.
Запрет отбоя отменен. Жду приказаний.
«Приказаний». Сама мысль об этом казалась нелепой. Что я, собственно, мог приказать? Несколько минут назад я очистил разум от всего, кроме полного смирения с неминуемым концом. Теперь же мне предстояло нашарить оборванную нить моей собственной жизни, найти какую-то цель и двигаться дальше.
– Не знаю, – проговорил я. – Просто… стабилизируй положение. Следуй прежним курсом и… выясни, что, черт побери, произошло. И… отзови ракету, если ей еще хватит топлива.
Полчаса я продолжал дрейфовать мимо точки взрыва. Затем с консоли раздался мелодичный звон – негромкий и вежливый, будто кашель в театре.
Шаттл что-то обнаружил. Это были не данные от ракеты, не сообщение из Солнечного Дола или с одного из наблюдательных спутников-апостолов, а электромагнитный сигнал – повторяющиеся радиоимпульсы с интервалом, близким к одной секунде. Я поручил шаттлу собрать достаточное количество этих импульсов и подвергнуть тщательному анализу заключенное в них содержание. Содержания, впрочем, было крайне мало – всего лишь плавные взлеты и падения, за которыми следовала тишина, потом снова взлеты и падения.
Пока мы дрейфовали, шаттл сумел запеленговать источник импульсов. Он удалялся от точки, где взорвался пришелец, но в том же направлении, что и я, и почти с той же скоростью – разница составляла лишь несколько сотен километров в секунду. Если бы он двигался вместе с облаком обломков, его сейчас отделяли бы от меня десятки миллионов километров, но он находился меньше чем в двух миллионах километров у меня за кормой.
Нечто сумело пережить взрыв или было выброшено незадолго до него. И это нечто распространяло в точности тот самый сигнал, который Солнечный Дол уже тридцать лет изо всех сил старался не распространять: четкий, повторяющийся и недвусмысленный индикатор функционирующей человеческой технологии. Неизвестно, мог ли взрыв привлечь волков, но вряд ли они проигнорируют методичный сигнал бедствия.
Если только этот сигнал не смолкнет. И очень скоро.
Ракета вернулась, скользнув из темноты внутрь шаттла и вновь зафиксировавшись на салазках.
Поместив ее обратно в оружейный отсек, я начал перекачивать в ее бак топливо из запасов шаттла. На это требовалось время, но иных вариантов у меня не было. Пока шла заправка, я с помощью непростой, но тщательно отработанной процедуры извлек из передней части ракеты боеголовку с антиматерией. Ее магнитная оболочка вместе со встроенной в нее системой детонации представляла собой кусок стерильного металла величиной с кулак, чистый и блестящий, будто искусственное сердце. Боеголовка была слишком ценна, чтобы тратить ее на цель, для которой, как я рассчитывал, хватит обычного кинетического удара.
Покончив с этим и загрузив в ракету пересмотренные координаты цели, я отправил ее обратно.
И стал ждать.
Мой план был достаточно ясен – я уже начал коррекцию курса, которая в конечном счете привела бы меня назад, на Солнечный Дол.
На таком отдалении от плоскости эллиптической орбиты космическая пыль уже не защищала меня в той же степени, что и вначале. Маневровыми двигателями приходилось пользоваться осторожно, с псевдослучайными интервалами, стараясь по возможности затеряться в переменном свечении самого Михаила.
После того как ракета сделает свое дело, проложенный курс приведет меня в окрестности точки удара, которые я обследую на предмет природы источника передачи. О том, на что могут указывать те обломки, не хотелось думать.
Ракету отделяло от цели тридцать минут, когда послышался голос.
Он принадлежал женщине, говорившей на каназиане – языке, которым пользовалось большинство из нас в Солнечном Доле.
– Помогите мне… Кто-то наверняка меня слышит. Пожалуйста, помогите…
Консоль подтвердила, что голос исходит из той же точки, что и сигнал бедствия. Он был едва слышен, но проблем от этого не становилось меньше.
– Замолчи, – умоляюще проговорил я, как будто она могла услышать. – Ты все равно умрешь, к чему усложнять?
– Я не знаю, где я и сколько прошло времени, – продолжал голос. – Но что-то случилось, и никого больше нет. Думаю, с кораблем что-то произошло, что-то плохое. Если вы меня слышите и находитесь где-то рядом, помогите мне. Мне холодно… все холоднее. Пожалуйста, помогите.
Голос казался призрачным, потусторонним, будто исходил не из человеческой гортани.