– Что значит – управлять собственным излучением?.. – не понял Леверенц.
– А то и значит! – достаточно резко ответил астрофизик. – Мы не видели эти камешки в оптику и считали, что они все еще болтаются около Протея, а когда я смог задействовать радиотелескоп, оказалось, что они в двадцати минутах полета от Тритона!!
– Значит, это и в самом деле х-объекты... – не то спросил, не то констатировал Леверенц, и в его голосе просквозила тоска.
– Ничего, – попробовал успокоить его Шольц, – если нам удастся использовать эмиссионный излучатель, все будет в порядке... – И тут же задумчиво добавил: – Хотя неплохо было бы разобраться с механикой их движения и... вообще...
– А я хотел бы, чтобы история с этими вашими астероидами побыстрее закончилась! – резче, чем нужно, ответил Леверенц и отключил связь.
Разговор отвлек Шольца от созерцания поверхности Тритона, и теперь, снова вернувшись к главному экрану обсерватории, он увидел, что движется только одна «капля» – та, что располагалась над складским комплексом станции. Две другие замерли, почти слившись с собственным светящимся следом, пролегшим точно над помещениями станции. Впрочем, и еще двигавшаяся «капля» практически завершила свою работу – «незакрашенным» оставался крошечный угол, в котором, как помнил Шольц, располагалась литейная мастерская.
Едва охватив взглядом отраженную на экране картину, Герман вдруг почувствовал, что сейчас должно что-то произойти!.. Что-то совершенно неожиданное для... него... для всех людей, находящихся на станции. И сразу же до его сознания дошла причина этого странного, внезапно возникшего чувства – «капли» завершили предназначенную им работу, и, значит...
Что именно «значит», он додумать не успел, да, пожалуй, и не смог бы. В этот момент темный круг полиольстальной плиты, прикрывавшей антенну эмиссионного излучателя, дрогнул и стал... таять с одного конца, сменяясь угольно-черным пятном открывающегося провала шахты.
«Вот и все! – с облегчением подумал астрофизик. – Еще пара-тройка минут, и от этих трех сумасшедших астероидов останется только сгусток неуправляемой энергии!»
Но шахта эмиссионного излучателя не успела открыться и выпустить антенну. Бледный зеленовато-голубой свет Нептуна вдруг растворился в ярком солнечном сиянии, павшем на поверхность Тритона золотой невесомой накидкой, и вслед за этим сиянием, пронзая его насквозь неестественной, словно бы впитывающей свет чернотой, к скрытым под ледяной коркой помещениям станции ринулось около четырех десятков крупных, изломанных острыми гранями метеоритов!
Это был не хаотичный метеоритный дождь, казавшиеся каменными глыбы рушились на Тритон, сохраняя четкий, выверенный строй. Практически правильное кольцо из летящих очень близко друг к другу метеоритов составляли его середину, а еще десятка полтора метеоритов летели широкой россыпью, словно каждый из них имел на поверхности спутника свою конкретную цель! Этот строй миновал висевший над станцией зонд, пропустив его через центр «кольца», и теперь Шольц мог вполне отчетливо видеть, как несущиеся практически в одной плоскости метеориты неотвратимо приближаются к обозначенной ровным ясным блеском поверхности, лишь слегка размытым вившейся над ним дымкой. У астрофизика, хотя он и не наблюдал за стоявшими над станцией астероидами, была твердая уверенность, что это именно они каким-то непостижимым образом разделились на четыре десятка метеоритов и атакуют станцию. На секунду ему стало страшно, но он тут же сообразил, что этим «камням» вряд ли удастся пробить шестиметровую ледяную, каменной твердости поверхность спутника, прикрывающую помещения станции. А если даже это и произойдет, автоматика сразу же изолирует немногие разрушенные помещения от остального объема станции перегородками, взломать которые вряд ли будут способны эти странные метеориты, кто бы ими ни управлял!!
Зонд продолжал бесстрастно передавать изображение станции с высоты семи километров. Шольц видел, как метеориты, стремительно уменьшаясь в размерах, канули наконец в сияние, оставленное «каплями», уложив свое «кольцо» точно вокруг темной шапки полиольстального купола, а затем... Тритон дрогнул! Кресло под астрофизиком дернулось вверх-вниз так, что Герман едва удержался в нем, но при этом он продолжал неотрывно смотреть на экран. Над долиной, под которой располагалась станция, медленно, неторопливо поднималось темное, клубящееся облако, пронизанное длинными белыми жгутами вырвавшегося из помещений станции и мгновенно замерзшего воздуха!
Несколько секунд Шольц продолжал сидеть неподвижно, а затем резко выбросил тело из кресла и бросился к выходу из обсерватории. Однако у самого шлюза его остановил сигнал внутренней связи. Мгновение он раздумывал, а потом все-таки вернулся назад и включил связь. Изображения на экране не появилось, но из динамика неожиданно раздался очень довольный голос профессора Каррегана:
– Коллега... – коллегой профессор называл Германа, только когда был в отличном настроении, – ...я действительно разгадал механизм движения этих ваших... х-объектов!! Вы знаете, они разгоняются и тормозятся, используя магнитное поле Нептуна. И, кроме того, владеют противоинерционной технологией, что и позволяет им так резко и непредсказуемо менять направление движения! Это просто до гениальности!!
– Профессор, – стараясь держать себя в руках, заговорил Герман, – вы что, не знаете, что наши «гениальные» х-объекты только что разгромили купольную часть станции?! Вы что, не понимаете – нам угрожает смертельная опасность!!
Секунду Карреган помолчал, а затем снова раздался его голос, лишь слегка озадаченный:
– Разгромили станцию?.. Х-объекты?.. Нет, я ничего не видел... Правда, я не наблюдал за их действиями... расчеты, знаете ли, заняли все мое внимание... Да, меня сильно тряхнуло, но я подумал, что это... э-э-э... привели в действие эмиссионный излучатель...
– Профессор, – снова заговорил Шольц чуть более торопливо, – ни в коем случае не выходите из своего кабинета. Я постараюсь вернуться на станцию, разобраться в обстановке и спуститься к вам. Вы меня поняли?.. Ни в коем случае не покидайте свой кабинет!!
– Я понял... – дрогнувшим голосом подтвердил Карреган, – ...понял! Ни в коем случае не выходить... но я и не собирался выходить... – И после мгновенной паузы добавил: – Я вас жду...
Профессор отключил связь, и Шольц после минутного колебания переключился на дежурного по станции. Леверенц отозвался сразу, хотя его физиономия на экране также не появилась:
– Герман, ты видел, что произошло?!! Объясни, я ничего не понял!! Видел, как на нас падали... камни, а потом экран погас и... трясло... трясло!..
– Сейчас трясет? – жестко перебил его Шольц.
– Что?.. – не понял Хельмут.
– Сейчас трясет, спрашиваю?! – повторил Шольц.
– Нет... – растерянно ответил электронщик, – ...нет, не трясет, но я ни с кем не могу связаться! Может быть, на станции уже никого кроме нас не осталось!!!
Герман понял, что Леверенц находится на грани истерики и способен на любой, самый дикий поступок. Поэтому он как можно спокойнее и даже чуть насмешливо проговорил:
– Ну почему же никого не осталось?! Я только что говорил с профессором Карреганом, который совершенно спокойно работает в своем кабинете. Да и я сам собираюсь перебираться на станцию, хочешь, зайду и к тебе... Ну, а по поводу срыва связи – такой удар вполне мог повредить и приборы, и коммуникации. Разберемся, поправим... главное – не терять спокойствия.
Не дожидаясь ответа от дежурного, астрофизик отключил связь, откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, с минуту переводил дух. Затем, выбравшись из кресла, он достал из дубль-камеры информационный кристалл и, зажав его в кулаке, направился к выходу из обсерватории. Пульт управления входным шлюзом работал в штатном режиме и показывал, что тамбур, отделяющий обсерваторию от тоннеля, заполнен воздухом. Перейдя в тамбур, Шольц тщательно задраил люк шлюза и, не раздумывая, принялся натягивать скафандр. Закончив одеваться, он вставил в записывающее устройство скафандра снятый с дубль-камеры кристалл и подошел к внешнему люку тамбура. Датчик, установленный на панели управления шлюзом, показывал наличие атмосферы в переходном тоннеле, но Шольц почему-то не верил этим показаниям!