Несколько мгновений Дарэм потребовалось для того, чтобы сообразить — крышка графского вместилища плотно закрыта, и это означало, что владелец все еще внутри. Если бы сердце Нази билось, оно бы в этот момент точно пропустило пару ударов от волнения.
Бесшумно соскочив на пол и ни на секунду не переставая прислушиваться к малейшим колыханиям пространства, Дарэм в один мягкий прыжок подскочила к гробу и бесцеремонно заглянула внутрь, чего не делала с самого первого, еще прижизненного визита в вампирскую усыпальницу. Благо теперь обливаться потом, чтобы хоть на несколько дюймов сместить тяжелейшую каменную крышку, Нази не приходилось.
На фоне багряно-алого шелка обивки старший фон Кролок выглядел еще более бледным, чем обычно, и вид его, как и в прошлый раз, показался Дарэм удивительно умиротворенным, каким почти никогда не бывал в бодрствующем состоянии. Должно быть, оттого, что дух графа, способный подавлять окружающих даже на расстоянии, сейчас пребывал слишком далеко от его тела.
Надолго ли — вот в чем вопрос.
Зазор между пробуждением Герберта и пробуждением его отца в среднем составлял двадцать минут. Возможно, чуть меньше, а возможно — чуть больше. Сколько из них уже прошло? А точнее, сколько их у Дарэм еще осталось? Как ни прислушивалась Нази, она так и не смогла уловить каких-либо свидетельств пребывания виконта, из всех признаков жизни или ее подобия отчетливо слыша только вздохи и шарканье ног Куколя где-то наверху, да цокот зубов приснопамятной мыши, отчаянно набивающей пузо.
— Герберт? — тихо позвала Нази, чувствуя, как от напряжения у нее начинают мелко подрагивать руки. Младший фон Кролок, не желая экспериментировать с силой ментального зова в исполнении Дарэм до того момента, пока зов этот не будет давать стабильного и безболезненного для его персоны результата, по-прежнему всегда был настроен на женщину акустически, так что, в случае, если виконт был где-то в замке, он непременно откликнулся бы или хоть как-то обозначил свое присутствие — однако ничего подобного не произошло.
Лихорадочное, горячечное волнение схлынуло с Нази так же быстро, как и появилось, оставив после себя спокойствие, какое не раз накатывало на нее во время особенно сложных и опасных операций, когда сомневаться, равно как и отступать, становилось попросту поздно.
«Есть время для размышлений, — глядя своей молодой супруге в лицо обсидианово-черными глазами, говорил Винсент Дарэм. — А есть время для действий, и очень важно никогда не путать их между собой».
Нази вновь посмотрела на гроб. Похоже, столь нужное ей время для действий на самом деле пришло, и никто не знал, как скоро этот момент будет упущен. Второго подобного шанса у нее может не быть.
Огонь — второе средство упокоения вампиров — Нази отмела в самом начале, посчитав для ее целей непригодным. Поверхностные ожоги даже девяноста процентов тела вампир способен был залечить с помощью посмертной регенерации, и при сожжении следовало убедиться, что труп немертвого прогорел полностью, исключив малейший шанс на восстановление. Учитывая, что вампиры, как и люди, были довольно «сырыми», процесс кремации являлся занятием небыстрым и хлопотным. Опираясь на собственные знания по этому вопросу, Дарэм могла сказать, что на сожжение носферату графского роста и комплекции до «удовлетворительного» состояния ей потребовалось бы порядка четырех часов, и около тридцати килограмм дров в придачу. Да и то, если тело предварительно расчленить.
Так что в распоряжении Нази оставалось только старое доброе обезглавливание — куда более быстрое и безотказное.
Топор из оружейной галереи третьего этажа Дарэм удалось незаметно вынести почти пять недель тому назад, когда пристальное внимание к ней немертвых еще не приобрело настолько всеобъемлющих масштабов, и она, пускай не слишком надолго, но все же иногда была предоставлена сама себе. Нази боялась, что пропажа все-таки будет обнаружена, однако хозяева дома в оружейную заглядывали крайне редко. И все же, шаря рукой в погребальной нише у самой дальней стены склепа, Дарэм на мгновение испугалась, что небольшого, чуть потускневшего от времени, но еще довольно острого боевого топорика, примеченного ею еще в прошлый раз, там не окажется. Впрочем, теперь в ее силах оторвать голову и безо всякого оружия. Тревога оказалась напрасной — топор по-прежнему был там, где Нази его оставила, завернутый в отрез темной ткани, и его рукоять легко легла в ладонь, такую же холодную, как и отполированное временем дерево.
Вернувшись к саркофагу, Нази, уже не церемонясь, спихнула крышку на пол, прикидывая, хватит ли ширины гроба, дабы нанести удар — по всему выходило, что должно было хватить.
Тело графа сохраняло все ту же мертвую неподвижность, и не было ни малейшего признака того, что он намерен с минуты на минуту очнуться — как всегда, с трудом. Должно быть, для него выход с изнанки был чем-то сродни нынешнему пробуждению самой Дарэм, которая на этот раз провела за гранью гораздо дольше положенного, так что тропы отпускали ее неохотно. А старший фон Кролок, в отличие от нее, суммарно провел там более девяноста лет своей «нежизни». Девяносто лет полного и беспросветного одиночества.
Искушение остаться там, за гранью, было сильно, однако у нее оставалось дело, не завершив которое, Нази просто не могла спокойно погрузиться во мрак. И это дело она вот-вот должна была закончить.
Сначала Кролок. Затем те, что на кладбище — с ее возможностями могильные плиты стали преградой откровенно смехотворной. А Герберт… что ж, Нази не сомневалась, что Герберт отыщет ее сам еще до наступления рассвета.
Тишина в замке царила полнейшая, даже мышь — и та притихла, насытившись.
Глубоко вздохнув, Дарэм слегка отвела руку назад — сильного замаха ей и не требовалось — и… замерла.
Слишком просто.
Опыт и чутье подсказывали Нази, что в случаях, когда крайне сложная операция протекала излишне гладко и безобидно, это могло значить лишь одно — ловушку. А учитывая, что речь сейчас шла о существе с более чем трехсотлетним опытом…
— Ты ведь не мог не предусмотреть такого, верно? — напряженно вглядываясь в безмятежное лицо старшего фон Кролока, сквозь зубы процедила Дарэм. — Так много «удачных» совпадений… Нет, ты слишком умный сукин сын, чтобы так попасться.
Разум Нази лихорадочно работал, пытаясь определить, в чем именно кроется подвох, и она буквально кожей чувствовала, как безвозвратно утекают в прошлое отпущенные ей секунды.
Каков бы ни был расчет графа, это — шанс, получить который она стремилась столько времени. Шанс довести до конца то, что должно было случиться восемь недель назад, когда еще смертная Нази Дарэм стояла на этом самом месте, сжимая в руках истекающую воском свечу, и размышляла о том, что существо, лежащее в гробу, по какой-то неясной причине спасло ей жизнь. Спасло, чтобы потом не просто отобрать — превратить в существование, сделав Дарэм подобием его самого. Подобием, навсегда застрявшим между двумя мирами, лишенным даже шанса на упокоение, обреченным убивать или превратиться в очередного туманника, бездумно дрейфующего в бесконечной темноте.
«Они могут выглядеть как люди, говорить как люди, копировать их поведение и эмоции до мельчайших деталей, — учил ее Винсент. — Но все это — не более, чем иллюзия. Никаких колебаний, никаких компромиссов, никаких диалогов. Только немедленное уничтожение».
«Не испытывать жалости, не вглядываться слишком внимательно, не позволять себе мыслей о том, что чувствует твой враг, — мелодичный голос фон Кролока звучал спокойно, и в серых глазах, обращенных к ней, Нази видела понимание, доступное лишь тому, кто слишком хорошо знаком с печальной необходимостью подобного подхода. — Не думать о том, что у него, как и у тебя, наверняка есть возлюбленная или возлюбленный, дети, дом. О том, что он такой же, как ты. Так учат солдат на войне, Нази, и в сущности, не имеет значения, о войске идет речь или о конкретном противнике».
Как легко сгорать от ненависти и строить планы, прикрываясь технической невозможностью их осуществления, силой и умом врага, непреодолимыми обстоятельствами… Но вот он, враг. Прямо перед ней — полностью беззащитный, уязвимый, безоружный, отделенный от окончательной смерти лишь ее приговором. Осталась самая малость — вспомнить все, чему ее учили, и завершить начатое, поскольку это было единственно верным решением, которое Дарэм могла принять ради блага людей, чьи жизни когда-то поклялась защищать, не важно, в родном ее мире или в каком-нибудь другом. Она уже ошиблась один раз, позволив себе пойти на поводу у искусно созданной иллюзии и поплатившись за это не только своей жизнью, но и жизнями семерых людей, ставших ее жертвами. Однако у Нази еще была возможность исправить собственную глупость.